Девять рассказов

– О, ты должна! Я смотрел его восемь раз. Гений чистой воды, – сказал он. – Я столько месяцев уговариваю Франклина посмотреть его, – он безнадежно покачал головой. – У него такой вкус. Во время войны мы оба работали в одной кошмарном месте, и этот мальчишка волоком таскал меня на самые несусветные в мире картины. Мы смотрели гангстерские картины, вестерны, мюзиклы…

– Вы тоже работали на авиазаводе? – спросила Джинни.

– Боже, да. Много-много-много лет. Пожалуйста, не будем об этом.

– У вас тоже плохо с сердцем?

– Господи, нет. Постучи по дереву, – он дважды стукнул по подлокотнику кресла. – Я здоров как…

Когда в комнату вошла Селена, Джинни быстро встала и пошла ей навстречу. Селена успела переодеться из шортов в платье, что в другой ситуации могло бы рассердить Джинни.

– Извини, что заставила ждать, – сказала Селена неискренне, – но пришлось подождать, пока мама проснется… Привет, Эрик.

– Привет-привет!

– Все равно мне не надо денег, – сказала Джинни, так тихо, чтобы ее услышала только Селена.

– Что?

– Я тут подумала. То есть, ты ведь все время приносишь теннисные мячики и все такое. Я забыла об этом.

– Но ты сказала, что раз мне не приходится платить за них…

– Проводи меня до двери, – сказала Джинни, направляясь на выход, не попрощавшись с Эриком.

– Но ты вроде бы сказала, что идешь в кино, и тебе нужны эти деньги и все такое! – сказала Селена в прихожей.

– Я слишком устала, – сказала Джинни. Она нагнулась и подобрала свое теннисное хозяйство. – Слушай. Я тебе звякну после обеда. Ты ни чем таким вечером не занята? Может, я приду к тебе.

Селена уставилась на нее и сказала:

– Окей.

Джинни открыла входную дверь и прошла к лифту. Нажала на кнопку.

– Я познакомилась с твоим братом, – сказала она.

– Правда? Скажи, оригинал?

– А чем он вообще занимается? – спросила Джинни как бы между прочим. – Он работает или как?

– Только уволился. Папа хочет, чтобы он вернулся в колледж, но он не намерен.

– Почему не намерен?

– Я не знаю. Говорит, слишком старый и все такое.

– А сколько ему?

– Я не знаю. Двадцать четыре.

Дверцы лифта раскрылись.

– Я потом позвоню тебе, – сказала Джинни.

Выйдя на улицу, она пошла на запад, на Лексингтон, чтобы сесть в автобус. Между Третьей и Лексингтон она сунула руку в карман за кошельком и нашла полсэндвича. Она достала его и хотела, было, выбросить где-нибудь на улице, но потом убрала обратно в карман. За несколько лет до того ей понадобилось три дня, чтобы избавиться от дохлого пасхального цыпленка, валявшегося в опилках на дне ее мусорного ведра.

Смеющийся человек

В 1928 году, когда мне было девять, я состоял – и был преисполнен esprit de corps[16] – в организации, известной как Клуб команчей. Каждый школьный день наш вождь собирал нас, двадцать пять команчей, в три часа возле входа для мальчиков школы № 165, на 109-й улице неподалеку от Амстердам авеню. После чего мы набивались в переделанный пассажирский автобус вождя, и он вез нас (по соглашению о финансировании с нашими родителями) в Центральный парк. Там мы до вечера играли, в зависимости от погоды, в футбол (американский или европейский) или бейсбол, смотря по времени года и настроению. В дождливые дни вождь неизменно водил нас либо в Музей естественной истории, либо в Музей искусств Метрополитен.

По субботам и в дни большинства национальных праздников вождь забирал нас с утра пораньше, объезжая на своем зачуханном автобусе наши многоквартирные дома, и вывозил из Манхэттена на относительно широкие просторы парка Ван-Кортландт или в Палисады. Если у нас был спортивный настрой, мы ехали в Ван-Кортландт, где площадки отличались приличными размерами и где команда противника обходилась без детских колясок и сердитых старушек с клюкой. Если же наши сердца команчей склонялись к походу, мы ехали в Палисады и скитались там. (Помню, как-то раз в субботу я потерялся где-то на запутанном участке между рекламным плакатом «Линит[17]» и западной оконечностью моста Джорджа Вашингтона. Однако я не растерялся. Я просто уселся во внушительной тени гигантского рекламного щита и, невзирая на подступавшие слезы, открыл свою коробку для ланча, почти не сомневаясь, что вождь меня найдет. Вождь всегда нас находил.)

В часы свободные от досуга команчей наш вождь звался Джоном Гедуски и проживал на Стейтен-Айленде. Он был до крайности скромным молодым джентльменом лет двадцати двух или трех, студентом-юристом в Нью-Йоркском университете и в целом весьма примечательной личностью. Я не стану пытаться представить здесь его многообразные достижения и достоинства. Если коротко, он был скаутом-орлом[18]