Девять жизней Дьюи. Наследники кота из библиотеки, который потряс весь мир

Сестра могла бить меня щипцами для завивки, могла кричать и всячески обзывать, но она любила меня, и я это всегда знала. Мы выплескивали в драках свою тревогу и нервное возбуждение: родители постоянно ссорились из-за выпивок папы. Кажется, начиная с десяти лет я стала делать уроки в гостиной, до полуночи дожидаясь, когда вернется мой пьяный папа. Мама встречала его возмущенными упреками, а я ухаживала за ним и укладывала спать. Келли… она предоставила эти заботы младшей сестре. Но она тоже утешала меня, правда не так, как Маршмэллоу.

– Ты серьезно думаешь, что кот с тобой разговаривает? – спросил меня как-то папа.

– Да, папа, я же слышу, как по-разному он мяукает. Он со мной разговаривает.

«Только он один».

И даже когда мы с ним не говорили, он все равно меня успокаивал. По вечерам, когда я не спала, ожидая папу, я видела в окно, как мой кот бредет через передний двор и исчезает в леске на той стороне дороги. Примерно через час я слышала стук в стекло – это он уже сидел снаружи, у окна. Когда я дежурила как спасатель у плавательного бассейна, мне приходилось наблюдать, как он часами охотится за полевыми мышами в высокой траве у садка с мальками. (Да, в нашем районе было и поле для гольфа, и плавательный бассейн, и садок, где из мальков выращивали взрослую рыбу, но, уверяю вас, здесь жили совершенно обычные люди среднего достатка.) Однажды во время игры в баскетбол я сломала ногу, и ему понравилось точить свои когти о мой гипс. Когда кот удалялся, он был весь в нитках. Могла ли я после этого жалеть себя?

Он был независимым котом, не требовал ласки и внимания. Он уже не провожал меня в школу, не гнался за мной, когда я каталась на велосипеде. И наши походы в лес и возня с червяками и листьями тоже прекратились, но, стоило мне нанести на кожу крем для загара и улечься в нашем дворе на одеяло, Маршмэллоу моментально оказывался рядом. И если, загорая, я пыталась одновременно сделать себе педикюр, он нагибался и нюхал еще не высохший яркорозовый лак, осыпая его своей шерстью, так что затея моя проваливалась. Впрочем, больше всего ему нравилось просто наблюдать за мной. Мы продолжали беседовать в основном о разных видах спорта (где я выделялась своими достижениями) или о мальчиках (у которых я пользовалась успехом, о чем не догадывалась). Но он всегда уступал мне право выбирать тему. У него была своя жизнь, в лесу и на лугу около бассейна, у меня – своя. Но как только Маршмэллоу чувствовал, что нужен мне, он непостижимым образом оказывался рядом. Папа мой уехал от нас, потом вернулся, затем опять переехал. Я пыталась заглушить свои переживания утомительным бегом на длинные дистанции. Возвращаясь домой, я каждый раз видела дожидающегося меня на крыльце Маршмэллоу, он ни разу меня не подвел.

И еще он обязательно проверял мальчиков, с которыми я встречалась, всех до одного! Сейчас мне смешно об этом вспомнить, потому что для меня Маршмэллоу всегда был краше любого другого кота на свете. Хотя теперь я понимаю, что он был слишком толстым и страдал от артрита. У него на морде появилась киста, выглядевшая как большой волдырь, что придавало ему запущенный и больной вид. Торчавшая во все стороны желтовато-белая шерсть, никогда не выглядевшая очень приятной, была вечно заляпана грязью, тусклой и сбившейся в колтуны. Представьте себе пушистого кота с прилипшей в разных местах тела жвачкой, затем намотайте на нее шерсть и дайте жвачке как следует высохнуть. Вот так выглядел Маршмэллоу, когда я училась в старших классах. Каждую весну мы его стригли, причиняя ему этим тяжелую душевную травму, так что потом он несколько дней тоскливо сидел на стропилах в гараже и носу не показывал. Но стриженому коту зимой в Миннесоте холодно, поэтому к концу осени, когда обнажались деревья, он всегда набирал вес, обрастал длинной шерстью, по-прежнему украшенной грязными колтунами. Даже я скажу, что он был, наверное, самым некрасивым котом во всем Уортингтоне.

И вот, явившись на свидание с мальчиком, я первым делом брала Маршмэллоу на руки, целовала его в нос (прямо рядом с кистой), совала его в лицо мальчику и говорила:

– Это мой кот, Маршмэллоу. Правда, он очень красивый?

«Мя-я-яу», – презрительно выдавал мой кот, обдавая нового ухажера запахом своей еды.

Мальчик смотрел на моего грязного, с неряшливой шерстью, с кистой на физиономии кота и… не находил слов. Наверняка каждый из моих ухажеров думал: «В чем тут подвох? Она что, проверяет меня?»

Но я действительно устраивала им экзамен. Если мальчику не нравился мой кот, я не хотела с ним встречаться.