Я нашла ее. Бусина в украшении Гуанин была невзрачной и портила всю картину. Однако это была она, предпоследняя бусина из нефрита. Вокруг было тихо-тихо. Я знала, что не имею права уйти, не забрав бусину. Что-то говорило мне, что я если я не заберу ее сегодня, то завтра ее на месте не окажется. Ведь тайна Гуанин уже открыта. Выглянув наружу, я увидела, что вокруг никого нет. Только вдалеке виднелось желтое одеяние служителя. Я потянулась, чтобы снять бусину с одеяния богини, как вдруг у меня помутилось в голове. Я попала в прошлое. Ярко горели свечи, жаровня источала такой жар, что мне казалось, что еще чуть-чуть, и я просто растаю. Звучала музыка, звонил колокол, бил барабан. Вдалеке слышались взрывы смеха и крики восторга. Под звук фейерверка в Китай пришел 1929 год. Однако в храме, несмотря на обилие свечей и жаровен было сумрачно и тяжело. Вдруг по павильону пронесся вздох ветра, все свечи кроме одной погасли. Воцарился мрак. Однако монахов казалось это нисколько не смутило, они как будто ждали чего- то подобного. Их пение становилось все громче и громче, потом звук пения начал искажаться и дрожать. Стал прерывистым и вибрирующим. Как только пение монахов перекрыл посторонний звук, они все разом замолчали и, опустившись на пол, зарылись головой в колени. По стенам метались тревожные тени. Тревога нарастала. Однако было непонятно, где ее источник. Все монахи растянулись на полу и не издавали ни звука. Вдруг все звуки пропали, чтобы возвратиться ритмичным стуком, сопровождаемым подвыванием. Тень начала двигаться в такт стуку. Она вертелась все быстрей и быстрее, пока вдруг порыв ветра не распахнул двери в павильон. Человек в белом капюшоне внес огромный поднос. На подносе лежал…младенец. Сходство дополнялось тем, что где-то в стороне вдруг послышался детский плач. Зажглись все свечи, вспыхнул, чуть не опалив мне окончательно глаза, огонь в жаровне. Тень, дойдя до кульминации танца, вдруг исчезла. Монахи встали в тесный круг, пальцы их были вытянуты вверх. Поднос с младенцем был помещен на пальцы служек, а фигура в белом вдруг растворилась. Человек не ушел, он исчез. И тут началось самое страшное. Поднос упал на пол. Где-то в отдалении ребенок зашелся плачем, однако тот, что лежал на подносе, молчал как мертвый. Вдруг двое из монахов подошли с двух сторон, схватили младенца за руки и ноги и… разорвали. Остальные монахи довершили дело. Лишь приглядевшись, я поняла, что никакой это не ребенок, а фигурка, вылепленная из теста и наполненная жидкостью, напоминающей кровь. Меня замутило, но сила, притащившая меня сюда, не дала опустить веки. Монахи намазали жидкостью, которая была в тестяном младенце, место между бровями. А тестяное тело преподнесли Хозяйке всего сущего-на земле, чтобы после нового года, срединное царство ждал богатый урожай. Совершив этот ритуал монахи замерли. Минута шла за минутой, как вдруг воздух наполнился бисером из нефрита. Нефритовый снег мгновенно засыпал всю залу. А монахи в величайшем восторге возопили хвалебную песнь. Качаясь в такт пению, монахи вышли из павильона. Я попыталась последовать за ними, но не смогла. Ноги мои будто приклеились к полу, а бисер все сыпал и сыпал. Вот он дошел до талии, до плеч, до подбородка.
Через несколько секунд свет померк перед глазами. Однако я тут же очнулась. Прошлое и настоящее было перемешано и металось перед глазами, меняя павильон то в светлую, то в темную сторону. Служитель в желтом, наконец, привел меня в сознание, мой рассказ видимо испугал его так сильно, что уже через минут пять я была перед воротами павильона, створки которого резко захлопнулись за моей спиной. В руке я сжимала последнюю бусину. Служитель не стал даже ничего уточнять и спрашивать, а просто вложил бусину в мою ладонь. Через сорок минут я была дома. Заглянув в ноутбук, я прочитала о темном прошлом Юнхегуна, вот что там было написано. «Несмотря на свое название Храм Вечного Покоя (Юнхэ-гун), Ламаистский храм ранее имел весьма зловещую репутацию. До 1930 года для встречи тибетского Нового года здесь использовался ритуал «танцующего дьявола», состоящий в разрывании на части куски теста в форме младенца, внутри которого помещали жидкость, имитировавшую кровь. Много рассказов и слухов ходило в Пекине о странных событиях в Ламаистском храме, поскольку там исповедовался примитивный тибетский буддизм, В течение долгих лет таинственный храм был под запретом для жителей Пекина.»
Однако, как бы там не было, но бусина уже лежала в заветном мешочке. Прошел месяц. Я потихоньку привыкала к новой квартире и к одиночеству. Ночь и день сменялись, не принося ничего нового. Однако дедушкина просьба была еще не выполнена до конца. Собравшись с духом, я попросила у администрации, неделю отпуска за свой счет. Просьба была принята без воодушевления, однако заявление подписали. Мне нужно было добраться до города Турфан, там меня ждало еще одно письмо от дедушки.
Турфан находился в непосредственной близости от священных гор Куньлунь.