Девятихвостый демон. Часть 3

– Да, – просто и легко признал он, без малейшего негатива или неловкости, словно ответил на вопрос о погоде. – Хочу понять, где я ошибся, а твои суждения там, на прошлом экзамене, уже доказали мне свою верность.

– Если говорить откровенно, ты сильно превзошёл мои ожидания, – пожимаю плечами. – Может быть в чём-то твои действия и были не идеальны, но ты добился куда большего, чем я ожидал, и принял много действительно дельных решений. Проблема тут не в тебе — этот конфликт был закономерен и неизбежен. Ни я, ни кто-то другой из нынешних Каге не смог бы его избежать.

– Объясни, – попросил Казекаге.

– Возраст. Ты, банально, слишком молод, как и твои ближайшие сподвижники. Ровесники твоего отца и те, кто старше них, те, кто управлял Суной до тебя, видят в вас дерзких, но не набравшихся ещё разума выскочек. У них есть опыт, заслуженная годами репутация, а в вас они не видят ни того, ни другого, вот и считают себя лучше знающими, как и что делать для блага Деревни. А слова о том, что ты — чудовище и монстр убивавший своих, это просто красивая обёртка для реальных мотивов. Джинчурики, конечно, часто текут крышей, но на фоне иных Каге, а то и простых шиноби прошлого, мы с тобой — те ещё добрячки и безобидные малые. Жестокость сама по себе, это не помеха карьере шиноби, помеха, когда эта жестокость не к месту, но тут не тот случай. Ну и, конечно, действия четвёртого Казекаге тоже играют свою роль — не занимался бы он тем бредом с твоим ожесточением, сейчас было бы намного легче.

– То есть, ничего не сделать? – помолчав с минуту, переваривая мои слова, не громко уточнил Казекаге.

– Почему же? Заработай репутацию, докажи делом, что с тобой надо считаться, и всё само собой уляжется. Самые тупые и обиженные, конечно ещё будут мешаться под ногами, но основная масса успокоится. Им ведь тоже не очень-то охота рисковать своей жизнью и, тем более, умирать. Это сейчас их гордость нашёптывает, что цель себя оправдывает, а когда они убедятся, что под твоим правлением Деревня не рухнет, то и желание тебя убрать сильно остынет.

– Значит, делать то, что я делал до сих пор… – обронил джинчурики, отворачиваясь к песчаной буре. – Почему ты со мной откровенен? – внезапно задал он вопрос на тон твёрже, однако не поворачиваясь в мою сторону.

– Не ты ли ещё утром говорил, что мне нет нужды тебе врать, ведь я не боюсь твоей реакции на правду?

– Одно дело — ответить прямо на вопрос от которого зависит возможность получить желаемое, другое — делиться своими личными мыслями, – не повёл и бровью молодой Казекаге.

– Я вообще не часто вру в ответах на прямые вопросы, – пожимаю плечами. – К тому же, среди моих знакомых не так уж много тех, перед кем мне не требуется носить маску. Ты можешь меня понять, как мало кто в этом мире, ты мне не враг и то, как ты смог измениться за эти два года вызывает у меня уважение, так почему бы мне ни поддержать разговор? Ведь поговорить с равным — это тоже, в определённом смысле, удовольствие. Или скажешь, нет?

– Пожалуй, ты прав, – лицо Казекаге на миг утратило отрешённую сосредоточенность, открывая его настоящие чувства и эмоции. Чувства и эмоции обычного человека, который очнулся после ужасного кошмара длившегося большую часть его жизни и уже безмерно устал пытаться исправить прошлые ошибки.

Добрячком Гаара отнюдь не стал после нашей последней встречи на прошлом экзамене. Насколько я мог судить, как по данным разведки и анализу его политики, так и по нынешнему опыту общения, он скорее резко повзрослел и осознал весь объём геморроя, что обеспечил себе необдуманными действиями в молодости. Понятно, что не всё было его личной виной, о чём я уже говорил, как ему, так и Темари, но это не отменяло того, что игры кончились и парень резко оказался в положении главы семьи и человека ответственного за судьбу целой страны. Уж не знаю, как Темари чистила ему мозги после нашего расставания (то, что это была в первую очередь она сомнений у меня не было, всё же начала она этот процесс ещё при нас с Саске), однако результатом стало осознание парнем своей ответственности. Ну и сам он, после вправления мозга, оказался не тем человеком, что на всё забьёт и свалит в закат. Сколько в этом было естественных амбиций, сколько застарелого стремления самоутвердиться и «всем показать», а сколько любви к родственникам, которые спасли его от смерти, боюсь, не знал даже сам Гаара, но это и не очень важно — важен результат.