Девятимечье

День шел за днем. Так незаметно прошли три недели. Подругам нравилось в таверне тетушки Мизвах. В их маленькой уютной комнатке была всего одна большая кровать, но девушек это не смущало, они еще дома часто спали вместе. Однако неприятности и ссоры случались. Однажды Нарин попыталась выпросить у Ларны денег, чтобы попробовать знаменитых аллиорноинских рабынь в местном Доме Удовольствий, но та только цыкнула в ответ. Рыжая возмутилась, но ничего не добилась – ее подруга сильно изменилась за последнее время, ничем не напоминала мягкую и добрую Ларну. Она стала жесткой, безжалостной, бескомпромиссной, все подчиняя какой-то неизвестной цели. Нарин очень хотелось поразвлечься, походить по кабакам, музеям и игрищам, которыми славился Нунду-анг-Орм, но Ларна не давала ей на развлечения ни медяка. Поэтому единственным удовольствием для девушек осталось исследование незнакомого города. Поначалу скругленные дома, улицы и переулки казались дикими, но вскоре они привыкли. Ларна решалась тратить небольшие деньги только на одно – каждое утро они с Нарин лакомились очень дешевым и вкусным мороженым в большой лавке сладостей неподалеку. Там каждый день появлялось несколько новых сортов и, как девушки ни старались, перепробовать все у них не вышло.

До отплытия первого корабля оставалось немногим меньше десяти дней, когда подруги, возвращаясь в таверну, увидели, что люди толпами идут по направлению к одной из главных торговых площадей Нунду-анг-Орма. Ларна поймала за рукав какого-то горожанина и спросила, что происходит. Он с удивлением взглянул на чужестранок, но все же ответил:

– Большие торги сегодня! Лучшие Воспитательные дома своих рабынь на продажу выставляют.

Ларна поблагодарила, и любопытствующие девушки подались следом за горожанами. Толпа вывела их на огромную круглую площадь, где стояло несколько десятков больших помостов. Все они были забиты обнаженными девушками со столь совершенными фигурами, что у подруг захватило дух при виде такой красоты. Рабынь по очереди выводили вперед и они танцевали, изгибаясь так, что это казалось невозможным для человеческого тела. Но больше всего поразило Ларну, что ни одна из рабынь не плакала, ни одна даже не была мрачной! Они выглядели веселыми и счастливыми и, похоже, ждали продажи, как самой большой радости в своей жизни. Покупали их, в основном, иноземные купцы и вельможи. Цены оказались такими, что подруг в дрожь бросило – восемьсот даралов, как минимум, а одну рабыню, редкостно красивую блондинку с волосами до пят, вообще продали за три тысячи. Ларна ошеломленно икнула, услышав об уплате этой суммы.

Подруги проталкивались от помоста к помосту, рассматривая выставленных на продажу девушек. Гибкость и грациозность рабынь удивляли каждого, не видевшего еще аллиорноинских искусниц. Из разговоров окружающих они узнали, что в этот день продают только обычных рабынь, а вот завтра будут продавать бесполых, лишая их пола на месте. Ларну передернуло, и она порадовалась, что не напоролась на это зрелище.

Уже начинало темнеть, когда уставшие подруги покинули торговую площадь и направились обратно в таверну. Добравшись, они уселись в уголке, и тетушка Мизвах подала ужин – запеченного в угольях каплуна в винном соусе и вареные клубни сарда[12]. Молодые зубы быстро оставили от угощения только кости, и девушки, захватив с собой бутылку легкого вина и весело пересмеиваясь, отправились к себе в комнату. Но перед самой дверью Нарин вдруг насторожилась и приложила палец к губам, вытащив из ножен кинжал. Ларна вопросительно посмотрела на нее.

– Там кто-то есть… – прошептала рыжая.

Нарин ударом ноги распахнула дверь и вихрем ворвалась в комнату, Ларна кинулась вслед за ней. Возле их распотрошенных дорожных мешков сидела худенькая белокурая девушка и жадно пихала себе в рот почти несъедобные сухари. Увидав вошедших, она отчаянно взвизгнула и бросилась к открытому окну, но Нарин оказалась быстрее, поймав воришку за длинные волосы и швырнув на пол. Та тут же свернулась в клубочек, спрятав голову, тихо скуля и дрожа всем телом. Ей, видимо, не впервой было быть битой… Рыжая хотела ударить ее ногой, но Ларна остановила подругу и плотно прикрыла за собой дверь. Она вспомнила себя в таком же положении – без медяка денег, без надежды, без кого-либо, кто может помочь.

– Ах ты, сука! – снова замахнулась на белокурую Нарин.

– Стой, я сказала! – прошипела ей Ларна. – Не видишь, что ли, бедняжка просто голодная!

Она задумчиво смотрела на плачущую воришку, начиная подозревать, что та в бегах. Что она – беглая рабыня. И своей не так давно приобретенной обостренной чувствительностью поняла, от чего та сбежала… И это понимание ножом резануло по сердцу – ведь она сама бежала от того же. Рыжей этого не понять! Достав из-за пояса монету, она бросила ее Нарин и приказала:

– Пойди купи чего-нибудь поесть.

– Еще чего! – возмутилась та, но монету все же поймала. – Она у нас воровать будет, а мы ее еще и кормить должны?!