Девятнадцать минут

В три-четыре часа утра, когда в глазах стоял туман, а щеки Мэтта кололись, Джози целовала его на прощание у входной двери, а потом смотрела ему вслед. Свет фар медленно исчезал, как огонек дотлевающей сигареты. На цыпочках поднимаясь по лестнице и проходя мимо маминой комнаты, Джози думала: «Ты совсем меня не знаешь».

– Если я не разрешила вам угостить меня бокалом вина в ресторане, то почему вы решили, что я приму у вас целую бутылку?

– Я и не собираюсь отдавать ее вам, – улыбнулся Патрик. – Я просто открою ее, а вы, может быть, позаимствуете часть содержимого.

Сказав это, он прошел в дом, словно уже неплохо в нем ориентировался. Войдя на кухню, он втянул носом запах подгоревшей пиццы и убежавшего молока и стал шарить по ящикам в поисках штопора.

Алекс обхватила себя за плечи не потому, что ей было холодно, а потому, что внутренности непривычно свело, как будто в ее тело поместили вторую солнечную систему. Патрик взял в шкафчике два бокала и, наполнив их, произнес тост:

– За вольную гражданскую жизнь!

У вина был насыщенный бархатистый вкус. Вкус осени. Алекс закрыла глаза. Ей хотелось ухватиться за этот момент, продлить его, чтобы он закрыл собой то, что было раньше.

– Ну и как вам, – спросил Патрик, – сидеть без работы?

Алекс задумалась:

– Сегодня я смогла приготовить сэндвич с жареным сыром, не спалив сковородку.

– А шитьем вы на досуге не занялись?

– Нет, этим пускай занимается прокуратура. – Алекс слегка улыбнулась собственному каламбуру, но шутливое настроение рассеялось, когда она представила себе физиономию Дианы Ливен. – Вы испытываете чувство вины?

– Из-за чего?

– Из-за того, что вы, допустим, на полсекунды забыли о произошедшем.

Патрик поставил бокал на стол:

– Иногда, когда я перебираю вещдоки и натыкаюсь на отпечаток пальца, или ботинок, или фотографию кого-нибудь из погибших детей, то смотрю на эту вещь чуть дольше, чем необходимо. Это, наверное, нелогично, но мне почему-то кажется, что так надо. Что кто-то должен подумать о них лишнюю минуту. – Он посмотрел на Алекс. – Ведь когда человек умирает, останавливается не только его жизнь, верно?

Алекс осушила свой бокал до дна:

– Расскажите, как вы нашли ее.

– Кого?

– Джози. В тот день.

Патрик встретил взгляд Алекс, и она поняла: с одной стороны, он признает за ней право знать, что пережила ее дочь, а с другой – ему не хочется, чтобы она испытала боль.

– Джози была в раздевалке, – начал Патрик. – И я сначала подумал… Я принял ее за мертвую, потому что она лежала лицом вниз, вся в крови, рядом с Мэттом Ройстоном. Но потом она пошевелилась, и… – Его голос дрогнул. – Я в жизни своей не видел ничего прекраснее.

– Вы ведь знаете, что вы герой, да?

– Я трус, – помотал головой Патрик. – Я вошел в здание школы только потому, что, если бы этого не сделал, меня бы всю жизнь мучили кошмары.

Алекс содрогнулась:

– Мне тоже снятся кошмары, хотя меня там и близко не было.

Патрик забрал у нее бокал и посмотрел ей на руку, словно хотел предсказать будущее по линиям ладони.

– Может, вам стоит попробовать не спать? – спросил он.

Вблизи его кожа пахла хвоей и мятой. Алекс ощутила, как ее сердцебиение отдается в кончиках пальцев, и подумала, что Патрик, наверное, тоже это почувствовал. Она не знала, чего ожидать от следующего момента. Очевидно, чего-то случайного, непредсказуемого и неловкого. Алекс собиралась высвободиться, но Патрик задержал ее пальцы.

– Алекс, хотя бы ненадолго перестань быть судьей, – прошептал он и поцеловал ее.

Когда возвратившиеся чувства кружат вас в цветном водовороте, вам остается только одно – держаться за человека, который рядом. Алекс закрыла глаза, ожидая худшего, но ничего плохого не произошло. Все просто стало по-другому. Сложнее, запутаннее. Поколебавшись, она ответила на поцелуй Патрика, потому что, если хочешь найти то, чего тебе не хватает, иногда нужно сначала выпустить ситуацию из-под контроля.

Месяц назад

Когда кого-то любишь, ваша близость начинает приобретать форму устоявшейся модели. Ты можешь этого даже не понимать, но ваши тела исполняют заученный танец: прикосновение к бедру, поглаживание по голове, отрывистый, как стаккато, поцелуй, потом еще один, более долгий, потом скользящее движение его руки под твоей блузкой. Это рутина, но не в плохом смысле слова. Просто вы приспосабливаетесь друг к другу и поэтому, когда целуетесь, уже не задеваете друг друга зубами, носами или локтями.

У Мэтта и Джози была своя устоявшаяся модель. Сначала он наклонялся к ней и смотрел так, словно больше ничего в целом мире не видел. Это действовало на нее гипнотически, и она тоже видела только его. Потом он целовал ее – очень медленно и едва касаясь ее рта. Раззадоренная этим, она отвечала ему более энергичным движением губ. Дорожка его поцелуев спускалась по шее на грудь, пальцы ныряли за пояс джинсов. Прелюдия длилась минут десять, а потом Мэтт скатывался с Джози и доставал из бумажника презерватив, чтобы они могли заняться сексом.