Он кивнул. Боли не чувствует или почти не чувствует, судя по всему: доктор знает свое дело, подумалось ей. И то благо.
— Ну, ина, залог ваш.
— Не могу. Знаю, что иначе всё пропадом, а не могу.
Он, не глядя, нашарил ее руку, сжал вокруг эфеса — его шпага так и валялась рядом, другие боялись дотронуться.
— Берите. Некогда мне.
— Так я свою вам отдам, чтобы было по чести.
— Вот славно, при полном параде пойду…
Вынула клинок из петли вместе с ножнами, положила у его руки. Тейнрелл слабо улыбнулся, — мы оба заговорщики, ина, игроки, и играем не из-за Лэна даже — во имя того, о чем нельзя проронить ни звука.
— Умер, — сказал доктор где-то за ее спиной.
— Пусть Бог поместит его среди воинов! — повторила она тогдашние слова шейха и выпрямилась. Вложила шпагу в ее ножны, которые протянул ей кто-то из «бурых», похоже, Рафель. Подошли люди, тело с головой накрыли плащом, унесли на носилках.
— А теперь я скажу, — она повернулась к толпе, которая ждала.
— Господа кэланги! Шпага Тейнрелла — на моем поясе. Я выиграла спор. Стоило мне это жизни человека, за которого я бы отдала всех вас вместе взятых. Брата на пути. И теперь от имени нас обоих я требую ваше оружие.
Враз наступила тишина. Кто подошел первым, Габрелл? Ее глаза не видели. Но как только клинок упал на траву у ног Танеиды, стали выходить и все прочие, по одному, по два, некоторые со своих мест бросали с размаху шпаги и сабли в середину образовавшейся груды. Старинные узоры на ножнах, металлические и кожаные накладки, тусклое мерцание камней на рукоятях. Все возвращались на свои места, никто не уходил прочь, и от этого, как и от негромкого шороха кожи о кожу, лязганья металла о металл, тишина становилась всё гуще и тяжелее.
— Так нельзя, — прошептал Хорри.
Дан кивнул:
— Верно. Но ты снова погоди.
Когда всё кончилось, Танеида как будто впервые перевела дух.
— А теперь забирайте свое железо обратно, — сказала она обыденно. — Не забыли, какое здесь чье, я думаю? И помните, для вас первых будет лучше, что ваши мечи больше не выйдут из ножен понапрасну. Прощайте, господа!
И повернула к своим.
— Помогите в седло усесться. Вроде заработала эту почесть, а? Ну, доктор, поехали швы накладывать. Да, Нойи, ты как, меня здесь арестовывать будешь или спустя некоторое время?
— Вот охолону от страха и прямо за приказом поеду, — серьезно ответил он.
— Как там ваше квалифицированное рукомесло, штопальных дел мастер? — вопросил Армор. Линни чуть поморщился — слово «мастер» в контексте ситуации содержало не очень лояльный намек.
— Известно как. Четыре шва наложил, на большую рану поставил скобки. Без наркоза. А что я могу поделать, если мадам не выносит шрамов, а под новокаином они получаются в пропорции сто на сто?
— Ну конечно. И еще это в придачу к ситуации, — Армор кончиком пальца потрогал шпагу, которая, полностью одетая, лежала на столике в прихожей. Оба они заварили себе на кухне Танеиды чаю и с посудой в руках перебрались ближе ко входу.
— Настроение у нее, прямо скажем, покойницкое. Умному человеку сие еще там было понятно. Так что уж лучше пока спит. Ты, лекарь, ее чем упоил?
— Горячим хересом на травках. Тем же, что и выбывшего приятеля, но в меньшей дозе. Там, кстати, вина осталось добрых полбутылки, только если будешь делать себе глинтвейн, не лей в ту же кастрюльку или хоть вымой ее получше. Второго мертвяка нам тут не хватало.
— Ничто-ничего, я не правоверный, ко всякому градусу привычен. Даже вместе с твоей дурман-травой.
— А вот и мой шурин лезет через забор между домами, — меланхолически отметил Линни немного погодя. — До калитки ему, видите ли, далеко идти. Юмористы вы на пару, как я посмотрю!
Нойи взбежал на крыльцо, отворил дверь на веранду. Того (однофамилец и преемник того, погибшего) радостно брехнул и, судя по негодующим воплям побратима, выразил чувство в своем обычном стиле — оперся тяжеленными лапами на плечи и умыл рожу языком.
— Вот посоветую ине тебя на бернского зенненхунда обменять. А то и совсем на лабрадора, — ругнулся Нойи. Стандартная шуточка среди «кружковцев», только породы собак, славящихся своим миролюбием, менялись в зависимости от моды.
— Ты с ордером? — спросил Армор с ходу.
— Если бы да, то через калитку шел, как нормальный человек, — Нойи обтирал физиономию батистовым платочком, морщился. — Странная вышла штуковина. Дядюшка Лон его уж подмахнул: десять суток с исполнением… как всегда, хотя случай из ряда вон уникальный. Для нас, армейских бюрократов, кого нет на свете, того уж нет и не считается, для чего там особо наказывать. Хотя, по правде, он порядком был смурной. Ну, иду я, и вдруг догоняет меня, прямо на выходе, Рони Ди, порученец его новый, — тот еще тип. Мы еще сплетничали, что был командир, а вырос в денщика. Несет он, значит, официозную записочку, отбирает ордер и топает с ним обратно. Говорит, новый выписали, на другого исполнителя. Чушь, а? Вот я забежал домой, у жены отметился, нет ли на виду тестюшки любимого, — и прямо сюда.
— А что дальше?