Девятое имя Кардинены

Подскакал всадник, ведя еще двух коней в поводу — в гладкой темно-зеленой тафье и халате без оторочки, угрюмый, со шрамом, который выступал из-под края его шапочки.

— Керт, проводишь моих гостей до границы усадеб.

На слово «гостей» был сделан чуть заметный нажим.

— Погодите! — Таир-хан, внезапно решившись, оторвал от покрывала самую крупную подвеску — единственную с камнем: густо-алый рубин из северо-лэнских копей. Под тяжелым взглядом Стагира протянул женщине.

— Ты не такая, как здешние цесарки. Мне все равно, кто ты: служанка или подруга одного из нынешних держателей власти, смертная или огненная джинна. Я хочу, чтобы у тебя была хоть часть того, что я привык считать собой. Для этого и делают подарки, верно ведь? Я не пытаюсь приобрести в тебе друга — друзей не покупают, ими становятся. Ты, может быть, слышала, что я привез мир, я хотел мира со всей землей Эдина и Эрка…

— Чтобы ваша народная армия, пробившись через Лэн, не погрузилась в страну Эро слишком глубоко — по инерции, так сказать, — язвительно довершил Стагир этот период.

Таир-хан, не слушая, взял ее руку, положил камень на ее ладонь и на мгновение накрыл своею.

— Да будет!

Что-то сродни гневу — или удивлению? — пробилось через застывшую прекрасную маску, которая была у ней вместо лица.

— Вы говорите — договор? Кто его изучает из наших верховных? — обратилась она к Стагиру буквально через голову его хана, в нарушение всех существующих на земле этикетов. И тон ее был властен, как у имеющей право.

— Это не такая уж тайна. Однако отчего-то даже самые бойкие ваши газетки прикусили язык…

— Да-да.

— Обсуждают при закрытых дверях, заставляют пересматривать статью за статьей…

— Утверждают, что окончательное решение — право одного президента, — подключился, наконец, и Таир-хан.

— А не его первого заместителя Марэма Гальдена, который употребляет свою власть исключительно на то, чтобы пользоваться ей как можно меньше. Конечно, — съязвила женщина.

— Президент же болен.

— И это уж так и есть, — закончила она. — Кертсер, дружище, одолжи-ка мне своего Зимра, он для долгой скачки пригоден не хуже моего вороного. А сам оставайся тут.

То было сумасшествие, но блаженное — ночная скачка втроем по узким тропам и под сводами деревьев, по равнинам, где снова налетал на них тоскливый ветер, выдувая жизнь из тела и мысли из головы. Время от времени их пытались остановить, женщина что-то кричала:…динера?…динена? Иногда бросала наземь жетон или брелок, не открывая рта. Раза два посылали лошадей прямо на шлагбаум, что не успели вовремя открыть. Платье женщины туго обтянуло колени, легло на чалом конском крупе веером, и стремя в стремя с ней шел гнедой жеребец Таира. Ибо скакали уже медленней и шире — начался город с асфальтовыми, потом брусчатыми мостовыми, затем парк, где часовые раза два ослепляли их из фонариков. Наконец, кони почти уперлись мордами в гладкую каменную стену с бойницами окон. Все трое соскочили с седел — женщина кликнула кого-то увести лошадей — и через небольшую дверцу зашли внутрь.

Дальше поднимались по лестнице, неширокой и какой-то до чрезмерности опрятной, и шли по паркету, вылощенному до зеркального блеска и гладкости, сквозь строй обтянутых дерматином дверей с одинаково блестящими ручками.

Женщина открыла одну из них.

В тесной прихожей помещался лишь столик с каким-то хитрым телефоном, два стула и двое молоденьких офицеров в серо-красном, которые резались в нарды, но тотчас же вскочили и хором прищелкнули каблуками.

— Вольно. Давайте играйте дальше, но телефонную и иную связь блокировать в течение часа. Ходы в игре обдумывайте не так, как до сего, а не торопясь: нарды — штука, азарта не терпящая. Понятно?

— Так точно, очень даже понятно!

А дальше находилась не приемная босса и не кабинет шефа, но небольшая комната, поделенная ширмами натрое — чтобы отгородить спальню от кухни с плитой и холодильником и еще оставить посередине место для письменного стола и кресел. Прямо над столом было окно, забранное решеткой. Женщина нажала рычажок в стене: решетка расползлась надвое. Открыла створку окна, которое было довольно широким и выходило во внутренний дворик, замкнутый стенами.

И запела — тем самым удивительным голосом, который поразил обоих мужчин с самого начала:

— Уж полночь наступила,Тучка месяц укрыла,Я жду тебя, мой милый,Я жду — скорей приди, о, приди…

— Ну, пришел, — перебил финальную руладу хрипловатый старческий баритон, идущий откуда-то сверху. — Благо койка рядом с окном. Дальше что?

— Как здоровье ваше?

— Второй инфаркт кое-как залечил, с минуты на минуту жду третьего и окончательного, ибо всполошен ночным визитом.

— Мне надо поговорить с вами.

— Разумеется, разумеется. Затем и приехали. Нет чтобы с букетом и коробкой конфет средь бела дня да через входную дверь.

— Там же врачи стерегут и на меня зуб точат.

— И поэтому будем на весь двор петь серенады? Перевесясь чрез перилы, ножку дивную продев? Лезть к тебе в окошко я в моем нынешнем состоянии не в силах.