Девятьсот бабушек

Гарамаск торопливо отрезал кусок веревки от мотка из рюкзака Чаво. В этот момент заработало музыкальное устройство, издавая звуки даже более невыносимые, чем смрад Риксино. Гарамаск примотал веревкой кинжал, снятый с колена, к концу телеорового шеста. Воздух был наполнен мерзкими волнами тошнотворной какофонии оганта. Чаво припаял устройство к камню, зато у Гарамаска теперь достаточно длинное копье.

— Папа Гарамаск, ты не сможешь выключить музыку, — засмеялся Чаво. — Наслаждайся ею в свой последний час. Батер-Джено здесь. Это я. Или ты. Иди сюда, и мы выясним, кто именно.

Гарамаск ударил Чаво торцом телеорового копья. Чаво не отреагировал. Тогда Гарамаск перевернул копье и ткнул Чаво острием в грудь, прямо под лату, защищающую шею.

— Ты нарушил оружейный кодекс! — обиженно воскликнул Чаво.

— Не совсем. Я отброшу копье и даже сражусь с четвертой бестией, но только после того, Чаво, как мы поговорим. Если мой последний час и правда наступил, я бы не хотел уйти в неведении, как Эллин. Теперь быстро отвечай! Где сейчас Оркас, убийца Эллина? Он умер?

— Умер? Нет, папа Гарамаск, он трансформировался. Охотник Оркас стал Треораем, благородным рогха. Ты с ним беседовал. Это он съел задний мозг твоего друга, в результате чего смог трансформироваться.

— Чаво, эта чертова музыка и вытье сводят меня с ума! Что за дикость ты несешь? Оганта превратился в рогха? То есть вы один и тот же вид?

— Постарайся избавиться от неприязни к моей музыке, папа Гарамаск, и получать удовольствие. Благородные рогха и низменные оганта — это один вид. Мы превращаемся в рогха, хотя с некоторых пор этого больше не происходит. Мы потеряли способность совершать лягушачий прыжок, кроме как под действием особого стимула.

— О седьмой круг ада! Шум такой же, как и там. Лишь бы не пасть так низко! Что за лягушачья мистика, болван? Объясни!

— Лягушачий прыжок — это наша трансформация из оганта в рогха. Какое существо, кроме святой лягушки, может изменять форму столь чудесным образом и так неожиданно? Чужеземцы уверены, что мы две различные расы. Это все равно что считать, будто головастик и лягушка — два отдельных вида. Мы почитаем лягушку как высший символ, олицетворяющий нас самих.

— И что у вас пошло не так, болван? Что произошло с трансформациями? В чем заключается проблема в настоящий момент? Объясни мне все… Милое копье, правда?

— Да, милое, папа Гарамаск, но оно вне правил. В чем заключается проблема? Скорее уж, катастрофа. За последние сто лет ни один оганта не смог без особого стимула обратиться в рогха. Мы рождаемся как оганта и проживаем жизнь как оганта, не способные больше подпитывать цивилизацию рогха. Мы утратили нашу взрослую форму и пытаемся обрести ее.

— Каким образом, Чаво? Для чего вы убили Эллина? Как оганта Оркас стал рогха Треораем? Что такое особый стимул?

— Поедание затылочной части мозга рогха способствует трансформации оганта в рогха, если и тот, и другой сильны и пригодны. Мы рассчитали, что одного мозга достаточно, чтобы трансформировать четырех оганта. Еще мы открыли (точнее, это обнаружил Оркас в процессе превращения в Треорая), что поедание затылочной части мозга некоторых особо развитых представителей Мира также способствует трансформации — но только тех из людей, кто пройдет горную охоту до четвертой фазы.

— Лежи тихо, болван! Я же проткну тебя насквозь. Что будет дальше с Треораем, который был Оркасом, до того как убил Эллина?

— То же, что случится с Чаво, убийцей папы Гарамаска. Срок Треорая истекает, как истечет и мой через какое-то время. У Треорая было в распоряжении два года, чтобы, будучи рогха, расти в мудрости. На этой неделе (он не будет знать точную дату) на него нападут, убьют и съедят затылочную часть мозга…

— Мертвец Эллин посоветовал мне оберегать затылок, — задумчиво проговорил Гарамаск. — Но Треорай-Оркас не умрет просто так. Разобравшись с тобой, я спущусь вниз и арестую парня за убийство, как и должно быть по закону.

— …и вместо одного рогха станет четыре, — продолжал Чаво, словно не замечая слов Гарамаска. — Следуя этой схеме, мы восстановим численность рогха и сократим период ожидания. Когда рогха будет достаточно, они, используя свою мудрость, сумеют разобраться, почему трансформации дают сбой, и найдут менее гротесковый способ поддерживать свою численность. И ты тоже, папа Гарамаск, послужишь доброму делу, когда умрешь сегодня на закате. Из твоей смерти возникнут четыре новых рогха.

— Ты сам нарушаешь кодекс, Чаво. Умирающий или только что умерший, я принесу тебе пользу. Тебе одному? Или четверым из вас? Я слышу, как трое твоих спутников взбираются по веревке. Поэтому ты уверен, что вы получите меня еще тепленьким? Но выдержит ли веревка, Чаво?

— Выдержит. Папа Гарамаск, ты же не нарушил еще и кодекс веревки?

— Лежи тихо, болван. Называй это как хочешь. Ну вот, они уже близко, но я не буду углублять надрез. Остаюсь на своей ставке… Веревка трещит, Чаво, пока еле слышно, а первый из них уже почти у цели! Веревка трещит громче! Она рвется! Она лопнула! Они летят вниз, Чаво!