Девичья башня

– Ну, как, – осведомился Иблис, – вкус не изменился? Я имею в виду вино. Говорят, что у вина из золотой посуды более утонченный вкус. Скажи что-нибудь.

Али пожал плечами.

– Дареному коню в зубы не смотрят.

– Это ты верно подметил, – одобрил Иблис, – но все-таки, я знаю, у тебя было короткое время, когда ты ел и пил на золоте вместе с одной красивой девушкой. Ее уже нет с нами, да и к золоту дорога закрыта. Помнишь ли ты о том времени?

– Помню, – сказал Али, – но я сейчас не об этом думаю.

– А о чем же интересно?

– О том, что, если ты джинн, принял человеческий облик, значит ничто человеческое тебе не чуждо.

– Ну, можно и так сказать, – согласился Иблис, – только я не понимаю, к чему ты клонишь.

– К тому, что, если я тебе заеду по роже, испытаешь ли ты боль, так как испытывает ее человек.

– Это было грубо, – заметил Иблис, – но намек я понял, сменим тему.

После короткой паузы добавил:

– В любом случае, я не советую этого делать. Давай лучше выпьем. Ну, чего ты задумался?

Поскольку Али не отвечал, глядя на ночной город, джинн наполнил вином кубки, тяжело вздохнул и, придав своему лицу выражение задумчивости, принял точно такую же позу, как Али.

Пока они молча созерцают город, оставим их, дорогой читатель. Чтобы не упустить из рук нить повествования и посмотрим, что в это время поделывают другие герои нашего рассказа.

* * *

Молла Панах вернулся к себе глубокой ночью. Он умылся во дворе и сел в беседке, не заходя в дом. Через некоторое время в доме загорелась лампа, Панах смотрел, как тусклый неровный огонек направляется к нему. Мать поставила лампу у его ног, а сама опустилась напротив.

– Как ты, сынок? – спросила она.

Панах пожал плечами, встревожив свою мать. Она сказала:

– Даже, когда ты болел, и я спрашивала, как ты, ты утвердительно кивал головой, что означало – хорошо мама. Расскажи мне, что происходит. Ты такой печальный из-за этой девушки Сары? Отвечай мне.

– Да, это из-за нее, – подтвердил Панах.

– Я совсем иначе представляла себе твою женитьбу, – заговорила мать, – и совсем другую девушку видела твоей женой. Бакинку, азербайджанку, но судьба свела меня с Сарой, и она мне понравилась, и я дала согласие на то, чтобы ты ввел ее в наш дом. Но произошедшее говорит о том, что Аллах против этого брака. Не может кончиться добром то, что начинается плохо.

– Тебе не о чем беспокоится, мама, – глухо произнес молла Панах, – я уже не женюсь на ней. Иди спать.

– Как же мне не беспокоится, – возразила мать, – где ты был? Я вся извелась от страха за тебя. Что у тебя с рукой?

– Это долго рассказывать, – сказал Панах.

Весь вечер и часть ночи он провел, перемещаясь от одного дома к другому, прячась в самых неподходящих местах.

«Как же я дошел до этого, – думал молла, – как низко пал, что шпионю за людьми. Но я обязан ей помочь, спасти ее. А затем я забуду о ней».

Молла Панах совершенно не представлял, как справится с этим. Но был тверд в своем решении. Он проследил путь курьера к комплексу правительственных зданий, в одном из которых размещался диван внешних сношений. Затем, сообразив, не стал преследовать курьера, но остался у дивана. И вскоре увидел, как из него вышел чиновник в сопровождении двух слуг. Он отдал им распоряжения, энергично при этом, жестикулируя, затем вернулся в здание, а слуги побежали исполнять поручение. Молла Панах следовал за ними. С непривычки у него довольно быстро перехватило дыхание, закололо в боку, он остановился, когда сердце готово было выскочить из груди. Слуги вошли в большой дом, а молла Панах устроил свой наблюдательный пункт напротив. И простоял так до наступления темноты. Тогда он услышал шум. Из дома вышло несколько человек. Лиц он не мог разобрать, но это были трое мужчин и две женщины. Одна из них явно шла не по своей воле, упиралась. Сомнений быть не могло. Это была Сара. Панах лихорадочно соображал, как ему поступить? Броситься ей на выручку, но против троих мужчин шансов у него было маловато. Панах проявил благоразумие. Компания оседлала коней, причем Сару бросили поперек седла, вторая женщина села сзади одного из всадников и вся кавалькада унеслась. Этого поворота молла предвидеть не мог. Он побежал за ними, свернул в один переулок, в другой, но очень быстро потерял их из виду. Он еще некоторое время слышал стук копыт, но они были недосягаемы. В бешенстве Панах ударил кулаком в ближайшую стену, до крови разодрав себе костяшки пальцев, и пошел домой, проклиная себя за то, что проявил малодушие, не бросился на них сразу.

– Руку я поцарапал, – сказал Панах, – пустяки. Ты иди в дом, ложись спать, я сейчас приду.

Мать послушно встала и ушла.

«Чья вина в том, что девушку похитили», – спросил себя Панах, и не нашел ответа на этот вопрос.

Наутро он был у имама и рассказал о событиях вчерашнего вечера. Имам был хмур и неприветлив.