Девочка байкера

Иногда, по дороге в институт мне хотелось хотя бы мельком увидеть Марата. Звук мотоциклов для меня был гонгом, от которого сердце принималось в несколько раз быстрее перекачивать кровь по венам. Я оглядывалась, но видела лишь незнакомые лица.

На последнем месяце беременности мне очень часто снился Марат. Я обнимала, вдыхала его мускусный запах, терлась кожей щек об его грубую щетину, а потом… Потом сон исчезал в мареве утра, и улетал прочь. И каждый раз просыпалась в холодном поту. Я боялась, что все узнают о ребенке. Родители конечно, не откажутся от внука, а вот Костровы будут весьма недовольны. И это еще мягко сказано.

И чем ближе к родам, тем сильнее нарастало мое волнение. Я боялась за жизнь не рождённого малыша, боялась за жизнь Марата. Каждый день тревога ширилась в моем сознании. Мне казалось, что Костров-старший что-то подозревает, а свекровь смотрит с недовольством на округлившийся живот. Денис же наоборот, похоже, ничего не замечал, и носился со мной, как с королевой.

Мы приехали на работу к старшему Кострову. Он строго оглядывал мою полноватую фигуру и спросил будто невзначай:

— Быстро вы с Денисом решили нам родить наследника… — и взгляд сгустился будто сумрачные тучи.

Господи, неужели он что-то знает?!

Низ живота скрутило и адской болью разнесло по телу набат ужаса.

Денис подбежал ко мне, и подхватил под локти.

— Ян, Яна, что с тобой? –

Его отец и он усадили меня в кресло, но боль пронзала настолько сильно, что я не могла сидеть. Сползала тихо на пол, пока ощущение, что меня режут на живую, разрывало внутренности на части.

Денис дозванивался в скорую помощь, а вопросы свекра я не слышала. Пульсировала одна только мысль — если это роды, то возможно час возмездия настал. Лишь бы они не навредили ни в чем не повинному ребенку! Со мной пусть делают что хотят.

Я не помню дорогу в роддом. Суетливые фразы мужа, отчасти глупые, еще больше нагоняли на меня панику.

— Ян, у тебя кровь… Разве не должны сначала отходить воды… Тебе еще рано по сроку? Правда?

Не отвечала, потому что невыносимая резь блокировала любые попытки что-то объяснить тревожному Кострову, который стал похож на курицу-наседку, и сейчас раздражал.

Отдельный родзал. Датчики КТГ. Писк аппаратуры и улыбки акушерок.

Я проваливаюсь в небытие от адской боли. Только яркий, бьющий прямо по зрачкам свет иногда приводит мое сознание в наш мир. Крики, чужие возгласы, суета…

Все кажется ничтожным. Жизнь мелькает отдельными кадрами: счастливыми, светлыми, наполненными любовью и взаимопониманием. Мама, отец, гипнотический взгляд Марата. Я не понимаю, что происходит, потому что нахожусь словно в наркотическом тумане. Проваливаюсь в бессознание, и тут же возвращаюсь в реальное время.

Громкий требующий детский крик разрезает плотный вакуум, в котором я нахожусь и не желаю знать, что будет дальше.

— Вес три семьсот, рост пятьдесят четыре сантиметра…

Я пытаюсь оглядеть операционный зал, но перед глазами мутная пелена. И безумно хочется спать.

— Яна Игоревна, поздравляем, у вас мальчик — акушерка подносит сверток в белоснежных пеленках, но я совершенно не могу сфокусировать взгляд на сыне. И снова проваливаюсь в сумрак прошлых мыслей.

Глава 24

Делаю глоток, и чувствую, как пересохшее горло дерет от кашля. С трудом разлепляю веки.

Где я?

Комната просторная с жидкокристаллическим телевизором на стене, рядом тумбочка, чуть дальше обеденная зона. По правую сторону от двуспальной кровати на которой лежу, диван и журнальный столик. Рядом с ними — большой шкаф-купе. Тонкие бежевые шторы пропускают игривые солнечные лучи.

— Эй… — негромко зову. Похоже здесь я одна.

Пытаюсь привстать, но в пах отдает резкой болью. Я уже не беременна?! С ужасом оглядываю уменьшившийся в размере живот, и приподнимаю сорочку. Шов под пупком, аккуратный, ровный и почти незаметный.

Значит, была операция.

Я сажусь с трудом в вертикальное положение, и пытаюсь усмирить головокружение. Невыносимо хочется пить, и бутылка с негазированной водой на прикроватной тумбе как раз кстати. Открываю и делаю три жадных глотка. Останавливаюсь, чтобы отдышаться. А потом еще и еще пью. Мое пересохшее горло перестает першить и теперь сознание становиться полностью ясным.

Слышу легкие шаги, и тут же появляется Денис. Но он не один. На руках мирно спит младенец.

— Привет, красотка — улыбается он и подает мне на руки сына — Я решил назвать его Данил.

Я смотрю на сладкий сон малыша и чуть ли не плачу от умиления. Чуть вздернутый носик, черные как смоль волосики и очаровательные пухлые щечки. Чуть касаюсь губами его лба и уже не могу сдерживаться.

— Мой любимый, мой единственный, — говорю тихо-тихо, но знаю, что Костров слышит — Мой малыш…

— Наш, — поправляет Денис, и садится рядом со мной.

— Где мы? — спрашиваю я.