Девочка Дьявола. Без иллюзий. Книга четвертая

— Да, не один, — коротко ответил Лат, и я машинально кивнула.

— Спасибо за честность.

— Но это ничего не значит, — внезапно добавил он.

— Меня не нужно успокаивать, и я не жду оправданий, — грустно усмехнулась я. Барретт в них не нуждается, и он никогда и ничего мне не обещал.

— Это не оправдание, — возразил Лат. — Вы официальная спутница кун-Ричарда и на празднике сопровождать его будете вы, а не другая женщина.

— Откуда такая уверенность? — в моих словах звучала ирония.

— Я слышал, как кун-Ричард разговаривал со своим пресс-секретарем сегодня днем. Мистеру Хиллу нужно было дать распоряжения фотографу из “Business & Yacht International”, приглашенному на вечеринку. Ваши фото будут подписаны как “спутница мистера Барретта мисс Харт”.

Я вспомнила совместные фото Барретта и сестер Романофф и вновь покачала головой:

— Что мистеру Барретту мешает иметь двух спутниц на вечере?

— Когда кун-Ричард отдал распоряжение позвонить вам, чтобы сориентировать вас по времени, он бы сказал и о второй спутнице, чтобы поставить вас в известность до вечеринки.

Его ответ был резонным и походил на правду — меньше всего Барретту было нужно, чтобы женщины, сопровождавшие его, были не подготовлены и выглядели обескураженно в фотообъективе камер.

— Спасибо, Лат, — поблагодарила я, понимая, что эта откровенность, которую позволил себе таец, была большим исключением, сделанным специально для меня.

Но, несмотря на слова Лата, разговор не принес мне облегчения. Нет, я прекрасно понимала, кто такой Барретт, не питала иллюзий на его счет, и для меня его поступок не стал большой неожиданностью — циник и эгоист во всем. Но мои эмоции требовали выхода. Моя никому не нужная любовь требовала выхода. Выхода от отчаяния и невозможности что-либо изменить, выхода от такой нелегкой тяжелой, словно свинцовый дождь, ноши, как любовь к Дьяволу.

— Нет, все-таки что-то, но я могу поменять, — покачала я головой.

— Харт, ты уверена в этом? — спросил меня настороженно внутренний голос.

Я бросила уверенный взгляд на свое отражение в зеркале, взяла ножницы, которые нашла в зоне кабинета, и решительными движениями начала обрезать волосы. Я слышала тихий хруст металла по волосам, чувствуя, будто по моим рукам стекает горячая кровь от срезаемых крыльев, и мне становилось легче. Я отсекала от себя прядь за прядью, локон за локоном, перо за пером и понимала все последствия этого поступка.

“Харт, опомнись! — где-то глухо звучал голос разума. — Барретт тебя убьет за эту выходку. Ты же знаешь, как он не любит, когда ты что-то делаешь со своими волосами! Вспомни, как ему не понравилось, когда ты распустила волосы на празднике в “Трокадеро”.

“Да, знаю, — отметила я, продолжая резать, а мой Черный Лебедь с довольным видом добавил: — Ему нравится трахать твои волосы. Очень нравится”.

“Ты не боишься, что он тебя вышвырнет, как сделал уже раз?!” — истерил разум.

“Не тот случай, — уверенно парировала я. — В отличие от того раза, сейчас я не колеблюсь с выбором между ним и другими людьми. Я по-прежнему его люблю. Может последовать наказание за бунт, но не расставание”.

“Ты хотя бы подождала завершения вечеринки, а потом бы резала!” — продолжал упорствовать голос разума, но я понимала — если я не сделаю этого здесь и сейчас, то не сделаю уже никогда. 11565c

Я продолжала отсекать дюйм за дюймом и видела злость Барретта — ему не нравилось, когда я что-то меняю в своей внешности, потому что он считал, что ему принадлежит по праву не только моя душа, но и тело. Я продолжала срезать прядь за прядью и представляла Марту в Сиэтле, которая, не обнаружив меня на фото в светской хронике рядом с Барреттом, довольно улыбнется. Я отсекала локон за локоном и слышала усмешку Джины с ее вопросом “Ричард, а где же твоя маленькая мышка?” Но мне было плевать. Я продолжала резать волос за волосом, чувствуя, как по моим пальцам течет невидимая кровь и слыша, как хрустят подрезанные крылья. Я совершала этот обряд пострига с каким-то внутренним болезненным наслаждением и была счастлива. Погруженная в эйфорию бунта и самоутверждения, я понимала, что исполняла этот ритуал для себя, желая доказать, что пусть не моя душа, но хотя бы мое тело все еще принадлежит мне.

Парадоксально, но этот постриг с одной стороны лишал меня части моей личности, кровил багровыми потеками и хрустел от подрезания крыльев, но с другой стороны давал мне возможность что-то изменить, давал мне иллюзию перемен и выхода.

Наконец, последний локон, словно перо, упал к моим ногам, и я посмотрела на свое лицо в обрамлении черных, слегка вьющихся волос.

“А тебе идет, — приподнял уголок рта в довольной усмешке Черный лебедь. — Челку будем резать?”

“Однозначно”, — кивнула я и, проредив волосы на лбу, резанула на уровне бровей.

Положив ножницы на мраморную раковину, я облегченно вздохнула. Ритуал был совершен, и дороги назад уже не было. Мосты были сожжены, но я ни секунды не жалела о сделанном.

“Потом в салоне отеля подровняешь”, — довольно прошептал мой Черный Лебедь, отмечая выбившиеся из общей картины пряди волос.