Девочка ищет отца (с илл.)

— Слушай, Петя, во-первых, откуда у тебя пулемёт, а во-вторых, где Конушкин? Мне, понимаешь, Конушкин нужен.

— Насчёт пулемёта я соврал для острастки, а Конушкин у себя на новой квартире. Здесь офицеры жили, и он отсюда переселился. Знаешь, где раньше Елизавета Карповна жила? Он там. Тоже, наверное, в подвале.

— Так, — сказал Василий Георгиевич. — До свиданья, Петя, пойду к нему.

— Ладно, — сказал Евстигнеев. — Может, завтра наши придут, тогда увидимся. А Конушкина сегодня уж спрашивали. «Конушкина, — говорят, — нет?» — «Нет», — говорю. «А Голубкова, Василия Георгиевича, случайно, нет?» — «Эк, — говорю, — вспомнили! Да я уж его года два не видел».

— И меня спрашивали? — заволновался фельдшер. — А кто?

— Разве я знаю? — донёсся из-под земли голос. — Разве отсюда разглядишь? Одни только ноги видны, и то неясно.

Василий Георгиевич дёрнул за руки Лену и Колю:

— Ладно, пойдёмте.

Они снова шли по пустынной и тёмной улице. Издали доносилась ружейная перестрелка, где-то затарахтел пулемёт, потом раздался отчаянный крик, и всё стихло. И вдруг ударила артиллерия. Ударила с такой оглушительной силой, что слышно было, как дребезжат стёкла в домах. Вспышки осветили тёмное небо, и грохот разрывов слился в один непрекращающийся гул.

— Скорее, скорее! — торопил детей Василий Георгиевич. — Мы, кажется, попадём в самую кашу.

Они добежали до дома, где должен был находиться Конушкин. Улицы то возникали из темноты, когда небо освещалось заревом вспышек, то снова исчезали. Мелькали дома, палисадники, деревья, росшие вдоль тротуаров. Город как будто вымер.

Фронт был уже так близко, что поспешно сбежали и полиция, и комендатура, и бургомистр со всем своим штатом. Жители, уцелевшие после трёх лет оккупации, прятались по подвалам. Только один раз по улице пробежал сумасшедший, одетый в мешок с дырками, прорезанными для головы и рук.

— Гоните ногами шарики! — кричал он. — Гоните ногами шарики! — В голосе его были и отчаяние и страх. Он промчался мимо. Ещё раз издалека донеслось: — Шарики, гоните ногами шарики!

И снова на улицах стало мертво. Только всё громче била вдали артиллерия, и где-то — кажется, совсем близко — загрохотали танки. Грохот нарастал, заполнил всё вокруг и затих. Танки прошли мимо.

Двухэтажный дом казался высоким в этом городе одноэтажных домов. Изо всех сил Василий Георгиевич заколотил в дверь. И снова послышался голос снизу, как будто из-под земли:

— Кто там? Что надо?

— Конушкин, — сказал Василий Георгиевич, — это я, Голубков, фельдшер Голубков.

— Наконец-то! — послышался снизу голос. — Иди правее, увидишь спуск в подвал.

Они побежали вдоль дома, и, когда спустились по лесенке, дверь уже была отворена. Они вошли в тёмный, сырой коридор. Быстро прошли они по коридору. Перед ними было большое низкое помещение. Какие-то люди шли навстречу. Фокстерьер, тот самый фокстерьер, который принадлежал Владику, радостно визжа, прыгнул к Коле и начал тереться о его ноги. Тут же стоял сам Владик. Он улыбался и протягивал Коле руку. И вдруг раздался голос, хорошо памятный Коле:

— Наконец-то! А я уж думал, что никогда с вами не встречусь.

Коля обернулся. Перед ним стоял однорукий и торжествующе улыбался… Да, всё было как в кошмарном сне.

Схватив Лену за руку, Коля выбежал в коридор. Последнее, что он видел, было растерянное лицо однорукого. Коля захлопнул дверь и быстро потащил Лену по коридору. Наружную дверь он захлопнул тоже и заложил снаружи железным болтом. Теперь преследователь был заперт в подвале. Секунду они могли отдышаться.

— Коля, почему мы бежим? Что случилось?

— Это тот самый, однорукий… Ты понимаешь, Лена? Нам надо спасаться.

— А почему же там Владик? — удивилась Лена. — А почему Василий Георгиевич?

— Не знаю. Я ничего не знаю. Я знаю одно: от этого человека я должен тебя спасти.

Изнутри колотили в дверь.

— Коля, — кричали оттуда, — Коля, открой!

— Бежим! — сказал Коля.

Они побежали по пустой улице. На углу Коля остановился и посмотрел назад. Из подвального окна падал на улицу свет. Тёмные фигуры одна за другой вылезали из подвала. Когда улицу осветила очередная вспышка, Коля увидел фокстерьера, мчавшегося за ними.

Коля дёрнул Лену за руку, и они побежали дальше по переулку. Они задыхались, кровь громко стучала у них в ушах, и сзади они слышали топот и крики преследователей.

Но, может быть, самое страшное — это была собака, маленькая, добрая, знакомая им собака, превратившаяся в неумолимого врага, которая неотвратимо, молча — это было особенно страшно — мчалась по их следам.

Да, всё было совсем так, как бывает в кошмаре.

Они бежали по переулку, и собака уже настигала их — они слышали стук её коготков по камням тротуара. Коля обернулся. В полутьме ему показалось, что собака улыбается. Коля вскрикнул и изо всей силы ударил её ногой. Фокстерьер откатился в сторону. В это время из-за угла уже выбегали преследователи.