Девочка из книги отзывов

До этого дня Тамара, воспринимала искусство со стороны, словно через дорогу, знакомилась с ним, «проходила» его, стремилась увидеть все новые и новые его проявления. Это было развлечение, непрерывный праздничный пир молодого любопытства. Ей всюду хотелось бывать, все видеть — и картины, и спектакли, и кинофильмы, и живых актеров, и платья актрис, и танцы балерин и десятки тысяч кричащих людей на стадионе. Это был сплошной поток, и главное для Тамары заключалось в том, чтоб в этом потоке не было пауз и чтобы отдельные его части быстро сменяли друг за другом. Сосредоточиться долго на чем-нибудь одном ей было трудно. Казалось, что она теряет драгоценное время, что в этот самый момент в другом месте, где она могла бы быть, происходит еще более завлекательное. Искусство давало одну только радость — смену впечатлений.

Но случаются у человека в жизни мгновения полного слияния с искусством, когда оно уже не сладкий сироп для удовольствия, а глоток воды в пересохшем горле. На выставке Врубеля я стал свидетелем такой минуты в жизни Тамары. Она не подозревала ни о чем — просто ей нравились картины. Но это была такая минута.

Потом, на улице, Тамара расспрашивала меня о Врубеле, его жизни, привязанностях, сетовала, что нет его в «Школьной Третьякове». (А он был в их «Школьной Третьяковке», только она его не замечала, да его и невозможно было заметить по маленькой, тусклой репродукции). Она возвращалась к Врубелю и через неделю, и через, месяц. Он мелькал в ее разговорах: «Как у Врубеля», — говорила она…

* * *

Идут дни. Я езжу в школу в Коломенское, говорю с ребятами об искусстве, бываю у Тамары дома. Она вечно в движении. Ее наклоненная вперед фигура вот-вот сорвется в бег. У нее прежние увлечения — баскетбол, танцы (она разучивает шейк) и оперетта. Ей нужно искусство, где движение и яркие краски, и где все названо сразу, Грусть, так грусть, радость, так радость. Она любит танцевальные фильмы вроде «Серенады солнечной долины», на который стояла полтора часа в очереди за билетами в «Повторный» кинотеатр, и такие спектакли и телепередачи, где много смеются, веселая путаница и непременно бурные переживания влюбившихся с первого взгляда. Легкий эстрадный: концерт она может смотреть весь день и весь вечер. Пусть все меняется, все новое и новое, и пусть уходит из сердца, как только отзвучит.

Ей трудно читать длинные романы и ходить в театр на медленные, как она их называет, пьесы, где долго разговаривают и надо следить за сложными отношениями героев и обдумывать каждый их шаг. Тамаре не нравятся фильмы и спектакли, где нет быстрого развития действия. Ей скучно…

И все-таки, Тамара уже не та, что в начале учебного года, когда она ходила с экскурсией на художественную выставку и написала свой отзыв в книгу. Она подолгу шепчется с подругами на переменах, жадно листает книжки, чтоб скорее прочитать любовные сцены, и неотрывно глядит на экран телевизора, когда там говорится об этом. К ней пришло время этого

. И замирает Тамарино сердце от сладкой тоски. Как-то, среди неторопливого разговора, она остановила меня вдруг и странным голосом спросила:

— Александр Петрович, это плохо, если я позвоню на пять минут раньше, он не подумает, что…

Я понял, что во все время нашего разговора она думает только об этом…

Теперь, когда я спрашиваю ее: «Какая твоя любимая картина?», Тамара отвечает: «Сирень» Врубеля.

— А как же твой отзыв, помнишь — разве нельзя рисовать гладко? — спрашиваю я.

— Ну и пусть, а Врубель это другое! — с вызовом отвечает она.

* * *

В эту зиму Тамара с подружками пристрастилась ходить на встречи с артистами в дом актера. Просила меня давать ей билеты. В Доме актера обсуждали спектакли. Обсуждение девушек не очень интересовало, им хотелось посмотреть живых актеров. Они занимали места в зале на пятом этаже, а потом бежали вниз встречать артистов в парадном и провожать их до лифта.

Меня всегда удивляла эта девичья восторженность при виде знаменитых артистов. Я долго жил в доме возле Большого театра и с детства помню несущихся куда-то девчонок с вытаращенными глазами и сбившимися прическами, составляющих группы и группочки, о чем-то договаривающихся и вновь бегущих. К девочкам относились у нас на улице как к блаженным, считали это болезнью.

Когда я увидел, как Тамара с подружками бросилась вниз встречать артистов, я вспомнил этих девочек. У нее были точно такие же. Мне стало досадно. Тамара и такая. Но зачем, откуда эти влажные глаза?.. Вот они вошли, герои сегодняшнего вечера, и кругом зашептали, зашушукались.

— Костюм, а в прошлый раз он в коричневом был..

— В «Идиоте» играл…

— «Шведскую спичку» видела?

— Его в прошлый раз спрашивали, он сказал…