Девочка, которая воспарила над Волшебной Страной и раздвоила Луну

Он назвал ее имя. Он произнес его так нежно, словно держал в ладонях, стараясь не помять. Медленно протянул руку и коснулся ее волос. Улыбнулся ей такой всепонимающей, теплой и радостной улыбкой, что сказанное им после этого поразило Сентябрь так, будто он с силой толкнул ее.

– Ты должна убраться с моего пути, – сказал он. Его голос звучал глубоко и сильно. – Прошу прощения, но ты стоишь у меня на пути, и ты должна уйти.

Сентябрь замерла. Она не могла сдвинуться с места. Ужасный рев зазвучал снова, и порыв ветра налетел так, будто кто-то пронесся мимо, не останавливаясь, чтобы его можно было увидеть.

Старшему Субботе надоело ждать. Он оттолкнул Сентябрь в сторону, перегнулся через сиденье Арустук и без лишних слов выхватил с заднего сиденья ларец из слоновой кости.

– Залезай и садись, – спокойно сказал этот старший Суббота. – Или будет больнее.

Сентябрь в оцепенении послушалась. Она втащила ноги в машину как раз в тот момент, когда разгулявшийся кулак ударил по другой стороне Арустук, и они снова завертелись в черноте ночи. Сентябрь упала грудью вперед, на жесткий зеленый подсолнух, и, теряя сознание, уже не слышала, что сказал голос другого, старшего, более холодного и странного марида.

– Я люблю тебя, – прошептал этот Суббота вслед Сентябрь, Аэлу и своей собственной маленькой несчастной копии и исчез.

Глава XIII

Не спорит только покойник

в которой Сентябрь волнуют устройство времени и судьбы, превратности проклятья, маловероятность посещения Плутона и ослица, любящая поспорить

Сентябрь очнулась, омытая светом.

Сначала она подумала, что вернулась домой и нежится в ванне с пеной – вокруг шипел и пузырился свет того оттенка белого, у которого достаточно амбиций, чтобы стать фиолетовым. Вверх поднимались высокие стебли огромных виноградных лоз, толстых, как стволы деревьев. Шары света, потрескивая, шипя и лопаясь, свисали со стеблей, как брюссельская капуста. В этом бело-фиолетовом великолепии все вокруг сияло ярче, чем днем. На дверях потрепанной, но все еще пыхтящей Арустук красовались глубокие следы когтей. Сентябрь пришлось зажмуриться; борта машины сверкали, как электрические лампочки. Над девочкой склонился Суббота. Его зубы тоже ослепительно сверкали даже на фоне лица в отблесках молний.

– Пожалуйста, пусть с тобой все будет хорошо, – прошептал он, и очень скоро сердце Сентябрь догнало ее память. Он имел в виду не только то, что им чуть головы не снес кулак йети размером предположительно с товарный вагон.

– Это был ты, – сказала она, потирая свою светящуюся и ноющую руку. – Это был ты, но не сейчас, а потом.

Рядом с ней застонал Аэл. Он потряс головой из стороны в сторону как бык, насаживая на свои рога пучки света и швыряя их в воздух, будто светлячков. Лес гудел и трещал. Сентябрь зажмурилась, прежде чем повернуть голову. Сколько же раз он дохну́л огнем, пока их защищал?

Виверн с растерянным и несчастным лицом встал на лапы. Ростом он был на ладонь выше, чем беременная кобыла мистера Пауэлла. Он похлопал себя по голове одним крылом.

– Все плохо? – прошептал он. – Я маленький?

– Нет, нет! – возразила Сентябрь. – Ты тот же огромный прекрасный зверь, что и раньше. – Она с трудом поднялась на ноги и подошла к нему, легко обхватила его руками за длинную шею, и эта легкость сразила их обоих.

– Маленький начинается с М, и я не хочу таким быть, – произнес виверн тихо, как никогда прежде.

– Быть маленьким не так уж и плохо, знаешь ли! – ответила Сентябрь улыбаясь, хотя улыбаться ей хотелось не больше, чем писать сочинение ушибленной рукой.

– О, для тебя – может быть! – воскликнул Аэл. – Ты и должна быть маленькой! Я люблю твою малость! Это значит, что я могу поднять тебя в воздух и дать почувствовать себя большой, показать тебе все, что я вижу со своей высоты. Но… если я так сильно поменьшел, кто же среди нас троих будет большим? Это же была моя работа – быть большим, топать, возить вас и выглядеть угрожающе, если потребуется. – Оранжевые кошачьи глаза От-А-до-Л наполнились бирюзовыми слезами. – А кто же поднимет меня, если я теперь маленький? – прошептал Он.

Сентябрь беспомощно мотнула головой. Она не знала, что сказать, как утешить его, кроме как крепко обнять, что на языке приматов означает: «Все как-нибудь да образуется». Рептилии, напротив, предпочитают, чтобы все образовалось сразу, немедленно, и вот тогда они утешатся. Пучок побегов молний полыхнул над ними жарким полотнищем света, как летняя гроза, после чего опять все стихло. Сентябрь инстинктивно ждала раската грома, но он так и не прозвучал. Это было странно – молчаливая гроза без грома.

– Тебе надо постараться не делать этого, – попросила она виверн. – Нам еще так далеко идти.

– О, Сентябрь, скажи как – и я не буду, обещаю тебе! – Как ужасно было видеть страх, плавающий в этих добрых глазах.

Но ответить было нечего.