Я усаживаюсь в коричневое, кожаное кресло и разглядываю озадаченное лицо Сергея Беркутова, человека, который входит в число самых успешных бизнесменов нашей страны.
Его брови от напряжения сходятся на переносице, отчего на лбу выступают заломы морщинок. Губы плотно сжимаются в тонкую линию, а сосредоточенный, цепкий взгляд обращён к бумаге, которую он держит в руках. Типичные будни моего вечно занятого дяди – Беркутова Сергея Владимировича.
Пока его извилины активно работают, я почти терпеливо жду. Лениво толкаю пальцем маятник и наблюдаю за тем, как вся конструкция приходит в движение. Планеты солнечной системы начинают вращаться. Пялюсь на эту штуковину минуты две точно. Залипательно, чёрт возьми…
– Итак, Роман, – мужчина, наконец, отрывается от важной для него макулатуры и откладывает в сторону очки. – Как прошёл твой праздник, посвящённый вступлению во взрослую жизнь?
– Слишком громко и патетично звучит, – едва скрывая сарказм, отвечаю я.
– Вчера мы с тобой даже парой слов не обмолвились. Выглядишь, как огурчик. Неужто и в собственный день рождения остаёшься верен своим привычкам?
– Именно. Не горю желанием стать одним из тех, кто ползает по полу и блюёт под себя.
– Похвально, похвально. Но бокал вина-то пригубить можно? – замечает он.
– Мне это не нужно.
Сергей Владимирович улыбается и достаёт из ящика пачку сигарет.
– Не возражаешь? – интересуется, прекрасно зная, что я не люблю курево. Во всех его проявлениях.
– Кури, дядь Серёж, если есть необходимость. Травись на здоровье. Табак содержит мышьяк, формальдегид, свинец, оксид азота, окись углерода, аммиака и еще около сорока трех известных канцерогенов.
– Спасибо, сынок, – на его губах застывает печальная улыбка.
– Почему именно эти? – спрашиваю, вопросительно вскидывая бровь.
– Они со мной со студенческой скамьи, – пожимая плечами, поясняет большой любитель кубинских сигар.
– Кстати, два актера, которые участвовали в рекламе этих сигарет, умерли от рака лёгких, – многозначительно информирую его я.
Он запрокидывает голову, и по кабинету разносится его басистый смех.
– Ромыч, ну ты прям один в один, как твой отец! Он вот так же методично каждый раз невзначай промывал мне мозги.
Под рёбрами неприятно кольнуло.
Мы молчим какое-то время. Сергей неотрывно смотрит на кончик тлеющей сигареты, а я на фоторамку, которая стоит на его рабочем столе.
– Полагаю, Вы, молодёжь развлеклись на славу? – незаметно переводит неприятную для нас обоих тему и прищуривается.
– Всё прошло неплохо. Отдельное «мерси боку» за выключенные в доме камеры, – искренне благодарю его я, вспоминая всю ту вакханалию, что творилась позавчера в гостиной.
– У меня сердце слабое, Ром. Так что ваши утехи пусть останутся только вашими.
И слава богу. Стриптизёрши, поплывшие от алкоголя парни и развязные девчонки – всё это в итоге, вылилось в «так себе картину». Да ещё и полуголая Лисицына, бегающая по дому с пистолетом в руках. Вот где треш-то!
– У курящего доставка кислорода к сердечной мышце нарушается из-за блокирования гемоглобина крови окисью углерода из табачного дыма, – продолжаю настырно занудствовать и таранить его нелицеприятными фактами. – Риск инфаркта миокарда в пять раз выше, догоняешь?
– Боже, да всё-всё! – тушит окурок в пепельнице, встаёт и подходит к окну. – Завяжу потихоньку, слово даю.
– Только заднюю потом не включай, – прошу его заранее. – Зачем звал-то?
– Прямо уж и побеседовать нельзя о том, о сём, – ворчит мужчина.
Я хмыкаю. В его занятом графике и на сон-то времени нет, а для задушевных бесед так тем более.
– В субботу по случаю твоего восемнадцатилетия состоится семейное торжество.
– Мать вашу, только не это, – мой недовольный стон разносится по кабинету.
Все эти пафосные приёмы, на которых лизоблюды в смокингах и вечерних платьях распинаются друг перед другом, вызывают у меня приступ тошноты.
– Наша семья на виду. Ты – мой прямой наследник, а значит, пора не только включиться в работу компании, но и заручиться необходимыми связями.
– В гробу я видал весь этот цирк уродов! – цежу сквозь зубы, снова толкая пальцем чёртов маятник. – Это всё? Или ещё новости «радостные» будут?
– Ром…
Не нравится мне этот его взгляд и бесцветный тон. Чувствую, как в груди змеёй шевелится тревога.
– Савелию стало хуже. Врач сказал, что регресс на лицо, – Сергей тяжело вздыхает и запускает пятерню в волосы.
– Так в чём проблема? Давай отвезём его в Швейцарию ещё раз? К этому твоему доктору Хаусу?
– Отвезём, Ром, отвезём, – тихо обещает он, глядя сквозь идеально чистое стекло на центральный двор.
Мне не нравится, что он не смотрит при этом мне в глаза. Как будто что-то скрывает. Так и есть, судя по всему.
– Сколько? – стиснув зубы, всё же спрашиваю я прямо.
– Никто не может сказать точно, Ром, – отвечает уклончиво, но от меня не укрывается тот факт, что в его позе стало ещё больше напряжения. Оно так и сквозит в каждом его движении.
– Помоги ему, – прошу глухо. – Найди другого врача, если последний не справляется.