Девочка по имени Зверёк

Когда из-за угла дома показалась лошадь Ольвина со своим хозяином, Луури встала, чтобы подойти, но Ольвин был не один, и она опять села, дожевывая хлеб. Оседланная лошадь с притороченным дорожным мешком терпеливо переступала, пофыркивая и кося глазом на собеседницу Ольвина. Луури узнала Асгерд. Молодая вдова что-то тихо говорила Ольвину, он отвечал, а она смеялась. Потом положила ладонь ему на шею, но Ольвин потянулся к поводьям, и ее рука соскользнула. Асгерд шлепнула ладонью по крупу лошади, Ольвин кивнул на прощанье и тронул, махнув Луури. Она поплелась за ним, спотыкаясь в полудреме.

– О, да ты совсем спишь! – заметил Ольвин. – Давай-ка на лошадь.

– Все равно свалюсь, – вяло ответила она.

Это насмешило его. Он сел на лошадь сам, затем подхватил Луури под мышки и усадил перед собой. Очень долго ехали молча. Луури вдруг поймала себя на том, что ее беспокоят мысли об Асгерд. Ей захотелось что-нибудь спросить о ней у Ольвина, но она долго не решалась. Наконец не выдержала и заговорила:

– Асгерд очень красивая.

– Да, она красивая, – невозмутимо прозвучало в ответ.

– Она нравится тебе? – нахально спросила Луури.

– Она многим нравится, – равнодушно процедил Ольвин.

Больше ничего не приходило в голову. Она устала думать об этом и стала засыпать. Ей снилось, что кто-то настойчиво спрашивает и она непременно должна ответить, нравится ли ей самой Ольвин. Она нашла вопрос важным и с готовностью ответила «да». Но вопрос звучал снова и снова. Это разбудило ее. Оказалось, что это Ольвин коварно воспользовался ее сонливостью, чтобы спросить о том, что заботило его самого: нравится ли он ей? Подчеркнуто заинтересованно он спрашивал и спрашивал, с удовольствием выслушивая каждое ее простодушное «да». Его глаза светились лукавством: «Ты призналась мне!» Это было нечестно, и Луури стала вырываться, но Ольвин держал ее железной хваткой, крепко и как-то жадно прижимая к себе. Она затихла: не вырываться оказалось приятно. Ольвин, не отводя взгляда, смотрел ей в глаза и чего-то ждал. Сердце заколотилось, и она тут же услышала, что у внешне невозмутимого Ольвина сердце бьется так же неистово. И эти глухие сильные удары его сердца вдруг открыли ей то, что происходило с Ольвином последнее время. Он не отводил от ее лица выжидательного взгляда. Но она смешалась, отвела глаза, и разочарованный Ольвин натянуто усмехнулся.

Когда солнце стояло уже высоко, начиная припекать, они сделали привал. В тени деревьев пели птицы, и все располагало к беседе. И Луури решилась порасспросить Ольвина о том, что ей не давало покоя.

– Я говорила кое о чем с Хьёгной… – начала она отважно.

Ольвин, начавший было дремать под щебет птиц, повернул к ней голову.

– И что? – лениво спросил он.

– Ну, в общем, оказалось, что я многого не знаю… – Она запнулась, не зная, как уточнить, что речь идет об отношениях между мужчиной и женщиной.

Но Ольвин прекрасно ее понял!

– Да уж, – он сел и оперся руками о землю за спиной, – кое о чем ты даже не имеешь представления!

– Почему же Учитель не учит меня этому?

– Он говорит – ты другая, не как все. Тебе нужны иные знания.

– Разве нельзя понять и то и другое? Я же стараюсь!

– Эти знания тебе надо получить до того, как ты… – Ольвин осторожно подбирал слова, – до того, как ты могла бы узнать мужчину.

– Что в этом плохого? Так все живут.

– Ты другая. – Голос Ольвина стал хмурым: разговор, похоже, не развлекал его.

– А может ли так быть, Ольвин, что Учитель просто не знает… м-м-м… этого?

Ольвин так дико вытаращился на нее, что она сразу пожалела о своем вопросе.

– Хьёгна еще сказала мне… – Она замялась.

– Ну, что тебе еще выболтала эта простушка Хьёгна? – Он принялся жевать орехи, раскалывая их в кулаке сразу по нескольку штук одним нажатием.

– Она сказала, что когда мужчина ласкает, то все узнаешь сама. Это правда?

Он промычал что-то нечленораздельное, и Луури подумала, что надо дать ему прожевать. Она подождала и снова приступила:

– Ты, верно, можешь… э-э-э… научить меня, если… Ну, словом, ты ведь сможешь меня ласкать?

Ольвин поперхнулся орехами и долго тряс головой, то ли откашливаясь, то ли рыдая от смеха. Наконец справился и спросил:

– И все?

Она не поняла.

– Больше ты ничего не хочешь? Только ласки?

– Да.

– Нет, не могу!

– Но ты же мужчина!

– Вот поэтому и не могу!

Она помнила, как жарко он прижимал ее к себе, как часто билось его сердце, как он смотрел, не отрываясь, в ее гла за. «В чем же дело?!» Луури обиженно повернулась к нему спиной:

– Ты отказываешься от меня.

И вздрогнула: Ольвин подскочил как ужаленный и сел перед ней на корточки:

– Я отказываюсь от тебя?! Я?!

Он стиснул ее ладони в своих и заговорил горячо и торопливо:

– Луури, Зверек мой, обычай требует, чтобы я пришел для сговора к твоим родичам, но я не знаю их. Обычай требует, чтобы я просил твоей руки перед свидетелями у твоего отца или опекуна. Но никого нет. Горвинд просил подождать до весны, а уже лето, и он не говорит мне ничего! Если ты согласишься, я буду ждать тебя, сколько захочешь, пока ты сама не примешь решение – стать или не стать моей женой!