Девочка против любви

Мандраж начался ещё у входной двери, но я старалась ничем не выдавать волнения, хоть коленки и дрожали, но по длинному коридору шла так, что модели на модном показе могли бы позавидовать. Стас не удержался, и шлепнул меня по попе:

– И как ты умудряешься так покачивать своими соблазнительными бёдрами? Наверное, именно после такой походки, человек готов целовать песок.

– Ты тоже готов?

И в мгновение ока, я поняла, про какие состояние своих глаз-хамелеонов он говорил при нашей первой встречей. Зрачки настолько расширились, что они почти полностью стали чёрными, только узкая изумрудная кайма напоминала о настоящем цвете. И это было просто потрясающе.

Дьявольски красивый мужчина подхватил меня как пушинку, и занёс в квартиру, оглянувшись я даже раскрыла рот от удивления: все в тёплых бежевых тонах, мягкая и красивая белая мебель, картины висевшие на стенах, огромные панорамные окна, которые были затемнёнными с внешней стороны, создавая впечатление, что мы находимся в аквариуме, множество комнат обставленных с таким вкусом, что восхищенные вздохи вырывались сами собой. Это не квартира, а произведение искусства.

– Пойдём на кухню, нас ждёт ужин. Сначала поедим, а потом продолжим экскурсию, и к тому же я хотел тебе кое-что показать. Вторая дверь слева.

То, что Стас называл кухней на самом деле было огромной столовой с дубовым столом и стульями на шесть персон, а уже проходя через арку можно было рассмотреть супернавороченную нанотехнологичную кухню, если можно так сказать. И зачем это все мужику? Он же сто процентов не умеет готовить.

За моей спиной стоял электрокамин, конечно, он не был включён, ведь на дворе конец июля, но что-то бросалось в глаза, и пока я не поняла, что, Стас улыбнулся и подошёл прям к нему.

И на секунду показалось, что воздух из легких выбили сильным ударом, кажется, это был шок. На каминной полке стояли множество моих фотографий, заботливо поставленных в красивые багетные рамки. Вот я смеюсь над шуткой подруги, и ямочки на щеках отчетливо выделяются на лице, а эта, несколько лет назад, судя по спортивному костюму, где я иду по двору с собакой, ещё одна где выхожу из школы, вот в кафе с чашкой чая, и на пуфике в магазине обуви применяю новые туфли. Таких фотографий было около десяти штук, и на глаза навернулись слезы.

– Но как…? – единственное, что смогла из себя выдавить.

– Говорил же, что ты приглянулась мне давно, но после того, как увидел тебя, пришлось уехать на несколько лет по работе, и за тобой всегда присматривал нанятый мной человек, он же делал фотографии. Не подумай, я не маньяк, и не извращенец, просто не хотелось, чтобы кто-то обидел тебя, а ещё интересно было наблюдать как взрослеешь, чем занимаешься в свободное время, и знать, что у тебя все хорошо.

Это было самое милое, что я слышала за всю свою жизнь. Больше не хотелось есть, все существо кричало наброситься и зацеловать этого загадочного мужчину. Так и я сделала.

А дальше все как в кино, да какие там разговоры. Эти сумасшедшие поцелуи, улетающие вещи, содранные друг с друга, и брошенные на пол, если честно даже не помню, как оказалась на кровати лёжа под ним и задыхаясь от страсти.

Мой мужчина был опытным любовником, чтобы это знать, не нужно гадать, но, он очень нежно и осторожно обращался со мной, как будто боясь, что могу исчезнуть как видение.

Медленно и нежно целует в шею, слегка проводя по ней языком, как будто пробуя на вкус, шепчет:

– Ты моя, скажи это, малышка… – гладит руками мои груди, освобождая от чашек бюстгальтера, по телу проходят электрические импульсы, заставляющие стонать. Я не в состоянии вымолвить ни слова, а руки Стаса продолжают свою сладкую пытку. Он начинает играть с напряженными сосками, сначала обводя и поигрывая пальцами, а потом жадно накрывает один из них ртом и начинает прикусывать, посасывать и целовать, не оставляет без внимания и второй, с которым продолжает играть рукой, доводя до сумасшествия.

– Али, скажи …что …моя… – начинает неистово целовать вторую грудь, опускаясь руками всё ниже.

– Ммм… – это всё, что удалось сказать в ответ.

В мыслях все кричит, что я его, до скончания времён, а вслух ничего не могу произнести, потому что задыхаюсь от страсти, и каждое слово даётся с огромным трудом.