Девочка с красками

ла. И только почудилось, что отец посмотрел на неё уважительно, или нет, удивлённо, или, может быть, обрадо-ванно. Но нет, с чего бы это было ему так на неё смотреть? Она ничего такого сейчас не сделала и не сказала, за что бы он мог её похвалить. А уж удивляться ей и вовсе незачем. Спроси он у неё, как полагается отцам, о её школьных успехах, и ей бы пришлось признаться, что учится она совсем не так уж хорошо. Недаром же сказала её классная руководительница, что Таня Васильева могла бы учиться куда лучше, что она пока «ни то ни сё».

Таня решилась и прямо тут же выпалила об этом отцу:

— Знаешь, папа, а у меня в дневнике троечек, как гусят в пруду!

Ох, как же ей хотелось, чтобы отец, как оно и положено всем отцам, потребовал сейчас её школьный дневник и стал бы подшучивать над ней и даже бранить её — пусть даже бранить её — за каждую тройку!

— Таня! Та-ня! — услышала она вдруг Сашин голос, прозвучавший хоть и приглушённо, но совсем близко.

Она порывисто оглянулась — у берега никого. А Сашин голос уже снова звал:

— Сюда, сюда гляди!

16

Немного отступя от берега и неподалёку от того места, где стояли сейчас Николай Андреевич и Таня, мрачно высилось чёрное, из помертвелых, трухлявых брёвен строение. Башня не башня, амбар не амбар. Только под самой крышей крохотные, как дыры, оконца. Таня знала, когда-то, очень давно, в таких вот амбарах вываривалась в чанах поваренная соль. Теперь эти башни, те, что ещё уцелели, стояли без дела, заброшенные, вот-вот готовые

рухнуть. Таня боялась заходить в них. Внутри они были совсем уж страшные, со своими какими-то свистами-присвистами, скрипами и вздохами. В иных ещё уцелели громадные чаны для варки соли, в иных были свалены какие-то проржавелые части машин, или тюки с паклей, или дранка и ещё что-то совсем уж бросовое. Сторожей здесь не полагалось, замков на дверях не было.

— Сюда, сюда гляди! — снова позвал Сашин голос.

— Да вот же он, — сказал Николай Андреевич, протя-нув руку.

Таня глянула и увидела в дыре-оконце под самой крышей башни Сашино смеющееся лицо. Как он туда забрался? Она сразу страшно за него испугалась и крикнула:

— Слезай! Башня сейчас упадёт! Слезай, говорят!

Саша в ответ только ещё отчаянней высунулся в оконце. Ему, наверно, было там хорошо, наверху. Видно вокруг далеко, может быть, даже Каму оттуда видно. Но всё-таки там страшно. И с земли можно приметить, как покачивается на ветру эта ветхая башня. А если вслушаться, то слышен станет скрип её брёвен, не одного или двух, а всех сразу, всего сразу ветхого сруба. Страшно!

— Вели ему слезть! — обернулась Таня к отцу. — Он тебя послушается.

— Ни за что на свете! — весело сказал Николай Андреевич. — Он теперь никого не послушается. Я помню, я тоже вот залезал туда. Сколько лет прошло, а всё ещё помню. Видно, смелые минуты в жизни всегда запоминаешь, Таня.

— Смелые минуты? — переспросила девочка. — А что это такое?

__ что такое? А вот давай спросим сейчас у Саши.

Они подошли к башне. Двери-ворота в неё были полуотворены.

— Войдём, — сказал отец и взял дочь за руку. — Не бойся, этот сруб ещё сто лет простоит. Кедровые брев-нушки-то.

Их обступила темнота, правда недолгая, — глаза стали быстро привыкать, и вот уже увиделись тюки пакли и мрачные стены со светящимися под потолком оконцами. И там, под потолком, на ветхих стропилах Таня разглядела своего Сашу, и не только его, но и неизменных его спутников: Егора Кузнецова, Мишку Котова и даже тихого и робкого Васю Ларионова.

Тане стало обидно: вот даже Вася и тот взобрался туда, под самый потолок, и, кажется, чувствует себя там вполне хорошо.

— Плохо быть девочкой! — горестно шепнула она. — Вот я смелая, а всё равно боюсь туда лезть. А Мишка или Вася хоть и не смелые, а полезли... Ребята, вам там не страшно?! — с надеждой на их чистосердечное признание, что им там всё-таки страшно, громко окликнула Таня своих друзей.

— Не-е-т! — слабым голосом отозвался Вася. — Не очень!

«Ага, страшно!» — обрадовалась Таня. Обрадовалась и сразу успокоилась.

— Ну слезайте, довольно героев изображать! — скомандовала она. — Вася, ты-то хоть слезь! Они же на два года тебя старше, пусть и лазят!

— Сейчас слезу, — покорно отозвался мальчик, но с места так и не сдвинулся. Он сидел на балке надёжно, обеими руками держась за выступ окна.

— А слезать-то труднее, чем залезать, — смеясь, сказал Николай Андреевич. — Верно?

Вася не ответил. Его старшие товарищи, желая проден монстрировать свою удаль, прыгая с балки на балку, направились куда-то в чердачную глубь, а Вася так и остался на месте.

— Сейчас я тебе помогу! — Николай Андреевич вскочил на ближайший тюк с паклей, потом перепрыгнул на другой, потом ещё на один и стал быстро подбираться к Васе.

Таня и слова вымолвить не успела от удивления, как отец уже сидел верхом на балке под потолком. Похоже было, что ему там очень понравилось. Он весело, громко рассмеялся и, совсем как мальчишка какой-нибудь, озорно помахал Тане рукой.