Девочка-ворона

Жанетт вошла и почувствовала раздражающий обоняние незнакомый запах. Если дома в атмосфере доминировали терпентин и старая спортивная форма, то здесь атмосферу отличал запах почти стерильной чистоты, смешанный со слабым цветочным ароматом и духами Софии. Жанетт это понравилось, или же она просто оценила разницу.

Она давно не ходила ни к кому в гости и впервые за очень долгое время чувствовала, что ей рады.

– Некоторые живут на широкую ногу, – сказала Жанетт, оглядевшись в просторной, не перегруженной мебелью гостиной. – Я имею в виду в центре города, да еще в одиночестве.

София попросила ее сесть на диван, а сама повесила ее плащ.

Жанетт уселась, издав глубокий, облегченный вздох.

– Иногда я готова отдать все что угодно, лишь бы прийти домой и просто посидеть. – Она откинула голову на спинку дивана и посмотрела на Софию. – Никаких нетерпеливых взглядов, никаких крадущихся шагов, планирований ужина, вымученных разговоров перед телевизором – мечта!

– Возможно, – многозначительно улыбаясь, проговорила вошедшая в комнату София, – правда, бывает и довольно одиноко. Иногда мне хочется просто продать квартиру и переехать. – Она достала из горки два бокала, наполнила их вином и села рядом с Жанетт.

– Вы очень хотите есть или можем немного подождать? Я купила разной итальянской еды.

– Я спокойно могу подождать.

Они посмотрели друг на друга. София подняла бокал и предложила перейти на “ты”. Жанетт с удовольствием присоединилась к тосту.

– А куда бы тебе хотелось переехать? – возобновила тему Жанетт.

– Ну, если бы я знала, то продала бы квартиру прямо завтра, но я не имею понятия. Возможно, за границу.

– Звучит увлекательно, но вряд ли излечит от одиночества.

– Наверное, я поверила мифу о замкнутости шведов, – засмеялась София, – и полагаю, что, стоит переселиться в континентальную Европу, как все вокруг сразу станет душевным и приятным.

Жанетт рассмеялась в ответ, но уловила в этом утверждении серьезность. Холод. Можно подумать, она сама его не ощущает.

– Меня скорее привлекает мысль о возможности не понимать того, что говорят люди.

Улыбка сошла с лица Софии.

– Серьезно? Ты действительно так думаешь?

– Вообще-то нет, но иногда приятно было бы оправдывать языковым барьером то, что ты не понимаешь чьих-то слов…

Жанетт почувствовала, что, возможно, слишком открылась. Однако что-то в Софии располагало ее к тому, чтобы не цензурировать, как обычно, свои мысли, прежде чем облечь их в слова и высказать.

– А если бы у тебя появилась возможность выбрать любое место в мире, куда бы ты переехала? – спросила она, чтобы сгладить сказанное.

София задумалась:

– Меня всегда привлекал Амстердам, но, если честно, понятия не имею. Возможно, это немного отдает клише, но мне хочется уехать к чему-то, а не от чего-то, если ты понимаешь, что я имею в виду.

– Что все, о чем мечтаешь, на поверку оказывается клише? – задиристо уточнила Жанетт, и София рассмеялась.

– Мне знакомо это чувство, и если сказать откровенно, а ведь говорить надо именно так, то…

Жанетт выдержала паузу и начала заново:

– Ну, мы с тобой пока еще не очень хорошо друг друга знаем. – Она внимательно посмотрела Софии в глаза и пригубила вина. – Ты умеешь хранить тайну?

Она незамедлительно пожалела о том, что, выразившись таким образом, придала разговору драматизм. Будто они подростки, совместными усилиями познающие мир, будто слова являются единственной гарантией, которая требуется для того, чтобы чувствовать себя защищенным.

С таким же успехом она могла спросить: хочешь быть моей лучшей подругой? То же наивное желание пытаться контролировать хаотическую действительность словами, вместо того чтобы предоставить реальным обстоятельствам решать, что следует говорить, а что нет.

Слова прежде действия.

Слова вместо защищенности.

– Это зависит от того, не идет ли речь о чем-то преступном. Впрочем, тебе же известно, что я обязана соблюдать профессиональную тайну. – София улыбнулась.

Жанетт испытала благодарность за то, как София обошлась с ее пубертальным вопросом.

София смотрела на нее так, будто хотела увидеть. Слушала так, будто хотела понять.

– Будь ты христианским демократом, ты, вероятно, сочла бы это преступным.

София расхохоталась, запрокинув голову. Шея у нее была длинной и жилистой, будто бы хрупкой и сильной одновременно.

Жанетт тоже захихикала, придвинулась чуть ближе и подтянула на диван колени. Она чувствовала себя как дома и задумалась: неужели все именно так просто, как ей казалось, и друзей с годами стало меньше только из-за того, что она всегда ставила на первое место работу?

Здесь же явно нечто иное.

Нечто само собой разумеющееся.

– Я замужем за Оке уже двадцать лет, и все начинает казаться знакомым. – Она повернулась так, чтобы снова сидеть лицом к лицу с Софией. – Иногда мне чертовски надоедает заранее знать, что он скажет и как отреагирует.

– Некоторые назвали бы это надежностью, – произнесла София, профессионально придавая своим словам оттенок сомнения.