Девонли. Ритмы ночи

Лили

За четыре дня подготовиться к сольной партии? Конечно, что может быть легче! Особенно, когда твой партнёр – сам Кристофер Хейз, чтоб его!

Так уж вышло, что никто из солистов не смог участвовать: некоторые из них мертвы, остальные травмированы. И теперь это – наша чёртова реальность.

Как, ну как мы могли вляпаться в такое дерьмо?!

Спектакль уже завтра вечером, а я ни черта не готова! И почему меня это вообще волнует?! Я могу умереть в любой момент, а переживаю из-за того, что не справлюсь с главной ролью! Боже… какой бред…

Зачем я только сказала, что знаю сольную партию? Кто тянул меня за язык? Лучше бы брякнула, что мои синяки и ушибы до сих пор дают о себе знать. Конечно, это не совсем так. Выглядит хуже, чем ощущается, но… танцевать с Хейзом?! С самим, мать его, Хейзом?!

И почему никто из парней не выучил соло заранее? Тот же Томми, например. Да, он не заявлен в основном составе солистов, но мог же просто ради интереса разучить главную роль. Я всегда так делала. Пусть и стояла в основном в кордебалете, но знала сольные партии тех спектаклей, в которых участвовала. Может, парням просто не нравится «Ромео и Джульетта»?

– Брукс, соберись, – раздаётся голос Кристофера, и я вздрагиваю. Мы прогоняем второе адажио*, а я… утонула в своих мыслях и застыла в одной позе. – Ты устала? Давай сделаем перерыв.

[*адажио – медленная часть; здесь имеется в виду дуэтное (парное) исполнение; подробнее в глоссарии]

– Не устала, – упрямо цежу я, продолжая стоять в арабеске [поза на одной ноге, когда вторая нога вытянута и высоко поднята назад].

– То есть, если я сейчас отойду, ты устоишь и без опоры?

– Не такая уж и надёжная опора. Почему ты сам решил участвовать? У тебя же травмы, тебе нельзя танцевать.

– Так вот что тебя волнует, – он усмехается и отходит, и я чуть не падаю лицом в пол. – Беспокоишься обо мне?

– Не о тебе, – ворчу я, встав на две ноги и сложив руки на груди. – Просто не хочу грохнуться с верховой поддержки*, если тебя вдруг переклинит. Старичок.

[*когда партнёр поднимает партнёршу на вытянутых руках над своей головой]

Кристофер выключает музыку и поворачивается ко мне.

– Не переживай об этом, Брукс. Я умею чувствовать тело партнёрши. И своё тоже. К тому же, если ты забыла, бережное отношение к балерине – это базис дуэтного танца. Хороший партнёр не тот, кто поможет тебе сделать больше пируэтов или выше других выбросит тебя в воздух, а тот, кто в случае непредвиденных ситуаций поставит твою безопасность в приоритет. И в этом плане тебе не о чем беспокоиться: я ни за что не допущу, чтобы из-за меня пострадала балерина.

– Как благородно! – фыркаю я и направляюсь к своей сумке, чтобы попить воды.

Хейз идёт за мной, тем самым вызывая очередной всплеск злости.

За эти четыре дня он ни разу не заговорил о той ночи. Вёл себя так, словно нас связывает только работа. А теперь вздумал проявлять заботу и лекцию мне читать? Как же бесит!

Откручиваю крышку и за несколько глотков осушаю треть бутылки.

– Ты злишься, – озвучивает Хейз очевидное, встав напротив меня. – И мыслями ты не здесь. Это мешает работе.

– Я просто… У меня в голове не укладывается, как мы можем репетировать какой-то грёбаный балет, когда наши жизни буквально висят на волоске. Я не… Боже, Кристофер! Нам нужно танцевать перед этими… этими… Они же хотят убить нас. А мы должны их развлекать и…

Мой голос срывается, я хватаю воздух ртом. Кристофер кладёт ладони мне на плечи и ловит мой взгляд.

– Лили, я понимаю, что вся эта ситуация чудовищна, но ты должна хорошо показать себя на сцене. Это в твоих же интересах. Если ты понравишься Жнецам, возможно, они не станут…

– Ты хоть сам себя слышишь? – резко перебиваю я его. – Разве солисты, которых ты набрал, плохо танцевали? Нет. Они были идеальны. Но половина из них мертвы, а другие травмированы настолько, что даже в кордебалет встать не смогли. На остров прибыло семьдесят два артиста, а в живых осталось – сорок два! И когда нам ждать своей очереди? Когда они убьют нас? На сцене? Или снова надо будет бегать по всему острову?

Отшвыриваю бутылку в сторону сумки. Хейз молчит, ожидая, что я продолжу. Мне и правда стоит выговориться. Я больше не могу держать всё в себе.

– А где тела, Кристофер? – шепчу, смаргивая слёзы. – Где они? Что Жнецы с ними делают? Никто не видел, чтобы кого-то хоронили. Тридцать человек…. тридцать тел просто испарились. Я не хочу стать очередной забытой жертвой. Я… жить хочу, понимаешь? Вернуться домой, а не танцевать перед кучкой уродов, чёрт возьми! Ты же видишь, всем плевать на спектакль. Все артисты… стали хуже танцевать. Им совершенно не до этого. Но почему… почему мне не всё равно, справлюсь ли я? Почему меня это так волнует? Людей убивают, Кристофер, и нас тоже это ждёт. Так какая разница, завалю я спектакль или сорву аплодисменты? Я… я ужасный человек, да? Слишком тщеславная и заносчивая? Поэтому меня не любят?

– Посмотри на меня, – Хейз берёт моё лицо в ладони. – Бояться – это нормально. Если нет страха, не будет и смелости. Ты справишься, поняла? Ты хороший человек и замечательная балерина. Ты любишь свою работу. У тебя талант, Брукс. И тебя ждёт большое будущее. Я не дам тебе здесь погибнуть. Ты выберешься отсюда живой и невредимой.

– Как ты можешь обещать?

– Потому что знаю: ты вернёшься домой.

Тон его голоса настораживает. Кристофер говорит слишком уверенно, словно теперь знает что-то такое, о чём раньше и сам не подозревал. Вот только… он мне не расскажет. Хоть Кристофер сейчас проявляет заботу, но я чувствую, что пропасть между нами стала лишь больше.

Что-то явно изменилось. Он изменился. Однако я не могу объяснить, в чём подвох. Я даже сама не понимаю, что именно наталкивает меня на такие мысли. Возможно, это всего лишь паранойя и мне мерещится то, чего нет.

– Хотелось бы верить, но… – я вздыхаю, не в силах договорить.

– Просто не сдавайся, – Кристофер проводит костяшками пальцев по моей щеке. – Скоро всё закончится, и ты увидишь родных.

– Ты странный в последнее время, – перевожу я тему и отступаю на несколько шагов.

Разговоры о доме сильно расстраивают меня. Последний раз я звонила маме за день до дикой охоты. Не знаю, когда смогу поговорить с ней вновь. И смогу ли?

– Да? – Хейз склоняет голову набок. – И в чём же выражается эта странность?

Что ему ответить? Я и сама не понимаю. Но чувствую, что с ним что-то не так.

В памяти всплывают его глаза, затопленные сине-голубым цветом, и я качаю головой, отгоняя эти жуткие воспоминания.

– Просто странный. Ты пришёл той ночью сам не свой, весь избитый. Утром ушёл, пока я ещё спала, и появился в столовой уже целый и невредимый. Зачем было так шутить? И потом ты вёл себя, словно между нами ничего не произошло, а сейчас… В общем, забудь. Хотя ты и так о многом забыл.

– И что же между нами произошло, Брукс? – Кристофер испытующе смотрит на меня. Неужели он не помнит?

– Ну, мы как бы…

– Переспали? Но не первый же раз. И ты вроде не девственница, чтобы убиваться из-за того, что парень не перезвонил тебе после секса.

– Ха, – в полном афиге выдыхаю я. – Вот теперь ты стал собой. А то я уж подумала, что умом повредился. Такой вдруг заботливый сегодня. И это после того, как все четыре дня ты меня игнорировал.

– Игнорировал? Мы работаем в паре, Брукс. Все четыре дня мы были ближе некуда. Или я должен был поцеловать тебя на глазах у всех? Хотя постой… я ведь поцеловал. И не один раз. Тебе так понравилось репетировать сцену поцелуя, что мы повторяли её снова и снова.

– Ах ты…

– Что я?

– Самодовольный нахал!

– Уж какой есть, – Хейз нагло усмехается, и мне хочется стереть эту ухмылочку кулаком. – А теперь серьёзно, Брукс. Я не хочу, чтобы что-то отвлекало тебя от работы. Сосредоточься на роли, хорошо? Сосредоточься на том, чтобы выжить.

– Раньше ты говорил иное. Ну типа… секс – отличный способ избавиться от стресса и всё такое. То есть, когда нужно тебе, ты берёшь, не спрашивая. А когда нужно мне…

– А тебе нужно? Уверена, что тебе нужен именно я?

Его вопрос выбивает у меня почву из-под ног. Нет, правда… Неужели Кристофер действительно не помнит, что я призналась ему в чувствах?! Или он делает вид, что не помнит?

– Ладно, хватит. Впредь, если хочешь высказать мне претензии, делай это после работы. Готова продолжить репетицию?

– Готова, – цежу сквозь зубы, прожигая его взглядом. – Но сначала ответь на один вопрос.

– Задавай.

– Тебе же нельзя танцевать. Так какого хрена ты хочешь выйти на сцену сам? Не проще ли было кому-то выучить партию?

– Это два вопроса. И нет, не проще. Никто бы не справился за четыре дня, поэтому я принял такое решение. В этом балете нет особо сложных технических вариаций. Прыжки я заменил на партерные движения*. С ними проблем возникнуть не должно. А уж тебя на руках потаскать я точно смогу. По весу ты как пушинка.

[*когда хотя бы одна нога не отрывается от пола]

– Спасибо за лесть.

– На позицию, Брукс, – командует Хейз, возвращая себе присущую ему строгость и требовательность в работе. – Начнём сразу с адажио. Без твоего выхода. В этот раз не витай в облаках, ладно?

– Хорошо. Не буду косячить, обещаю.

Кристофер включает музыку, и мы возвращаемся на середину зала. Он протягивает мне руку – я вкладываю свою ладонь в его. Соприкосновение отдаётся в теле приятным покалыванием. Никогда ещё я не была такой несобранной во время работы. Никогда… пока в моей жизни не появился Кристофер Хейз.

Он делает шаг назад, тянет меня на себя, и я подаю корпус чуть вперёд, перенося вес на опорную ногу. Правая нога плавно поднимается назад и вверх – и я застываю в арабеске.

Всего несколько мгновений, но я кажусь себе невесомой, почти прозрачной. А затем Кристофер возвращает меня на землю: заходит сзади, обнимает за талию и наклоняет на себя, в то время как я вывожу рабочую* ногу вперёд.

[*свободная нога, не опорная]

Медленно поднимаю её и так же медленно опускаю, давая Хейзу возможность перехватывать меня, пропустив руку под бедро. Подгибаю обе ноги – и Кристофер с небольшого размаха закидывает их назад и укладывает меня себе на бедро, одновременно приседая в плие.

Одна его рука находится на моём животе, а вторую он плавно выводит в сторону, отпустив мои ноги. Моя спина напряжена, как и каждая мышца в теле. Но напряжение это вызвано не только желанием облегчить Кристоферу работу.

Когда-то все эти движения, поддержки и касания казались мне невинным рабочим процессом. Когда-то… пока я не познала этого мужчину. Теперь же всё это видится совсем в ином свете.

Пол приближается, моё лицо почти соприкасается с ним, но я не ощущаю страха. Чувствую лишь горячие ладони Кристофера на моём теле. Он держит меня в надёжном захвате, наклоняя всё ниже, – и я доверяю ему. Что бы ни говорила ранее, я знаю: Хейз никогда меня не уронит. Какой бы сложной ни была поддержка, насколько бы низко или высоко я ни находилась – он удержит.

Его ладонь находит мою и крепко сжимает. Он одновременно разворачивает меня и тянет вверх, бережно ставит на ноги, а затем отступает на шаг. Эффектно выкрутившись из низовой поддержки, я оказываюсь спиной к воображаемым зрителям и лицом к Кристоферу.

Его взгляд прожигает восхищением и решимостью. Хейз смотрит на меня так, будто видит перед собой нечто насколько прекрасное и желанное, что за это можно и жизнь отдать. И мне плевать, что сейчас он просто играет роль. Я хочу, чтобы Кристофер смотрел на меня так и в реальной жизни. Хочу стать его Джульеттой и чтобы у нашей истории был счастливый финал.

Но разве Девонли такой подразумевает?

– Если ты станцуешь так же, как сейчас, ты всех очаруешь, Брукс, – хвалит меня Хейз, когда адажио заканчивается. – Но нужно ещё немного поработать над финальной сценой. Не в техническом плане. Тебе надо добавить драматизма, разнообразить мимику. Потренируйся перед зеркалом и запомни, какие именно мышцы задействуются при том или ином выражении лица.

– Не уверена, что смогу передать это правдоподобно. В этом плане ты меня переоцениваешь. Я не очень сильна в актёрской игре.

– Ну раз ты метишь в солистки, тебе всё равно придётся освоить это на должном уровне. Просто представь, что всё действие происходит на самом деле. Твой любимый умирает у тебя на глазах, и ты косвенно виновна в его смерти.

– Как жестоко.

– Но только так ты сможешь вжиться в роль – пропустив её через себя. Поработай над выражением эмоций завтра перед зеркалом, ладно? На сегодня хватит. Ты молодец.

Он ободряюще улыбается мне, и я решаюсь задать давно мучивший меня вопрос:

– А ты… любил когда-нибудь?

Улыбка сползает с его лица, Кристофер отшатывается, словно я его ударила, и лишь потом произносит:

– Уже поздно, Лили. Переоденься, я провожу тебя до общежития. Постарайся хорошо выспаться. Завтра важный день для тебя. Первая премьера. Даю слово, она не станет последней.

Сказав это, он покидает балетный зал, оставляя меня в полной растерянности.

Не стоило спрашивать о таком. Но вопрос уже вырвался, и реакция Кристофера была более чем красноречивой.

Этот мужчина любил, я уверена. Сейчас он одинок, но есть ли в его сердце место для меня? Или оно заледенело навечно?