– Если ты мне заразишь эту добрую фею, я возьму с тебя пени, – усмехнулся Иван и повернулся к Ирине. – Да пусть не обманет вас этот лихой и придурковатый вид. Это наш Сережа, один из самых алчных, зубастых и беспринципных акул галерейного бизнеса. Гроза художников и искусствоведов, между прочим.
– Ну, ты меня и представил, кхе-кхе, – закашлялся Сережа. – Накурили-то!
– У вас, между прочим, может быть бронхит! – возмутилась Ирина. – А вы ходите по улицам. Куда только ваша мама смотрит!
– Мама? – опешил Сережа, а затем рассмеялся напополам с кашлем.
– Мама его, как и все, смотрит сериалы. В Краснодаре, кажется, да? Слушай, я забыл, откуда ты, Сереж, родом? – спросил Иван, в то время как Ира бросилась включать чайник, раскрывать шкафчики в поисках чая и малинового варенья или, на худой конец, меда.
– Что ж вы, не видите? У него же температура, наверное, – всплеснула руками Ирина. – Ему нужно что-то горячее выпить. И лечь.
– Слышишь, Чемезов? Твоя муза говорит, что мне нужно выпить! – сказал Сережа и подмигнул Ирине: – Правильной дорогой идете, товарищ муза.
– Я не это имела в виду! – окончательно разозлилась Ирина. С самого детства она была приучена относиться к простудам самым серьезным образом. Отец говорил, что если он принесет в оркестр заразу, поляжет весь театр, и тогда получится, что он своей рукой или, вернее, своим горлом сорвал концерт. Нет-нет, лежать, чихать, лечиться. А тут, понимаешь, никакой дисциплины. Кашляет так, словно легкие сейчас разорвутся. Но и дела нет! Чихать хотел!
– Вы не беспокойтесь, я в порядке, кхе-кхе. В крайнем случае выпью что-то. Чемезов, в самом деле, дай мне виски, что ли?
– Виски тебе? На твою терапию никаких виски не напасешься, – ухмыльнулся Чемезов, но достал из маленького отделения-бара в кухонном гарнитуре бутылку, наполовину уже опустошенную. Налил понемногу в три граненых стакана, один протянул Ирине. Она покачала головой. Еще чего не хватало.
– Воля ваша, – пожал плечами Иван и вылил ее порцию Сереже.
– Я бы, конечно, предпочел виски со льдом, но, я так понимаю, это будет не совсем уместно в моем состоянии?
– Да пейте вы что и как хотите, – Ирина покачала головой и пошла обратно в ванну.
– Так ты пишешь ее портрет? – спросил Сережа, провожая Ирину задумчивым взглядом. – Интересная мадам. Откуда взял?
– На улице подобрал.
– Умеешь ты правильно выбирать, кого подбирать. Ноги красивые.
– Офонарел ты, что ль? При чем тут ее ноги? – взбрыкнул Иван.
– Ладно-ладно, не буду задевать твоих нежных чувств.
– Никаких чувств, только работа, – фыркнул Ваня.
– Ты дурак, что ли? Хотя о чем я, это ж Чемезов, он же Иван-дурак по определению. Ну, тогда можно посмотреть хоть? – пожал плечами Сережа. Он на своем веку видал женщин и покрасивее. Хотя…
– Идем, покажу наброски. Пока что это все, я только начал. Но она… есть у нее что-то такое, ну, не знаю. Увидишь. Такие контрасты.
Они с Сережей перешли из кухни в уже темную мастерскую. Иван достал из верхнего ящика стола пачку карандашных набросков, и Сережа принялся перебирать их с сосредоточенностью профессионала.
– Да, пожалуй, понимаю, – пробормотал Сережа. – Контрасты. Скажи-ка мне, друг, она замужем?
– Что? – скривился Иван.
– Ты ж не глухой, да?
– Нет! – рявкнул Ваня. – Не замужем она… наверное.
– Наверное? Спросить что, постеснялся? Кольцо-то есть? Чего краснеешь? Значит, нет кольца. А фамилия какая у нее? Фейсбук у нее есть?
По мужественному (в основном за счет небритости) чемезовскому лицу пробежала тень сомнения. Сережа с изумлением узнал, что ни фамилии, ни имени, ни сколько-нибудь достоверной биографии своей как бы Ирины Ванька Чемезов не знает.
– Ну дела. Как же ты ее в дом пустил? Или очаровался? Не рассказывай мне тогда, что у тебя самого с нею ничего не намечается.
– Ничего у меня с ней не намечается. Мне этих проблем задарма не надо, – поморщился Иван.
– Ну, тогда я могу чувствовать себя свободно? – Тут он снова закашлялся как сумасшедший.
– Вылечись сначала, – пробормотал Чемезов, сам не понимая, отчего ему так не хочется, чтобы Сережа начал ухлестывать за девушкой в терракотовом. Ведь в самом деле, ему-то что? С другой стороны, Сергей ее наверняка расстроит и оскорбит. Это естественный ход вещей, как смена дня и ночи, как солнце и луна. Этого не изменить. А раз так, Ирина хлопнет дверью и уйдет. Может даже, прямо сейчас. А он хочет ее рисовать.
– Может, она меня и полечит? – похабно усмехнулся Сережа, но снова закашлялся. А потом уже совсем другим тоном принялся обсуждать детали предстоящей выставки в ЦДХ и то, как и когда они вывезут картины, включая «Завалинку», уже проданную, и что там с остальными обещанными к выставке работами.
Когда Ирина, уже переодевшаяся в свое терракотовое платье, вернулась к ним в зал, Иван и Сергей уже совершенно погрузились в свои записи, фотографии для каталогов, описания работ и прочие необходимые, но такие утомительные вещи. Чемезов всегда сам делал фотографии для каталогов, потому что все остальные, по его мнению, могли только баб на пляжах на телефоны щелкать. И ни ляда не разбирались в цветопередаче.