Читаем Девушка для танцев полностью

- По ее словам, она шла пьяная, а на нее внезапно кто-то накинулся. Так что, уверяю тебя, полиция тут ни при чем. Мы свое дело сделали.

Я громко расхохотался. Но Курусима сохранял серьезность. Он дал мне адрес Норико Кисавы и повесил трубку.

4

Двухэтажный дом, где жила Норико Кисава, стоял на склоне холма. Сквозь щель под крайней дверью пробивался свет. Я тихонько постучал. Из комнаты отозвались неразборчиво. Не долго думая, я потянул дверь. Она не была заперта. Я откинул занавеску и вошел.

В комнате было холодно. В углу стояла керосиновая печка, но она не горела.

Женщина лежала под шерстяным одеялом. Видно было только лицо, раскрасневшееся, словно от жара. Я пригляделся. Если не считать губной помады - никакой косметики. Лицо изможденное и все же красивое.

Женщина тоже разглядывала меня, спокойно, без тревоги или настороженности.

Глаза ее блестели.

- Анжела?

Она пропустила вопрос мимо ушей и спросила в свою очередь:

- Ты кто?

- А разве я не похож на мальчика из "игреков"?

- Брось трепаться. Кто тебя послал?

- Имени парня не знаю. Такой прыщавый, торчал у входа в "Принцессу".

- А-а, Горо... Все равно странно. Разве корабли не пришли?

- Этого я не знаю.

- Ты из Токио?

- Я приехал из Хамы. А ты, что, больна? Жара у тебя нет?

Анжела подозрительно уставилась на меня. Я коснулся ее лба. Лоб пылал, как в огне. Анжела оттолкнула мою руку и отодвинулась к стене, освобождая мне место. Темный блеск в ее глазах затягивал меня. И я мог поддаться. Я желал ее, и мне не казалось это подлым.

Я взглянул на часы - половина девятого.

В лазах Анжелы появился упрек. Возможно, она считала, что делает мне одолжение.

- Сколько времени ты знакома с Ханэ?

Глаза девушки широко раскрылись. Мне показалось, будто она еле слышно ахнула.

- Что тебе говорил Ханэ?

Она молчала.

- Прости за грубый вопрос, но ты с Ханэ...

- Убирайся!

Этот вопль был страшен.

Лицо ее свело судорогой. И все-таки оно не стало безобразным. Сторонний наблюдатель сказал бы, наверное, что это лицо красавицы ведьмы.

5

Когда я вернулся в отдел новостей, Ханэ диктовал по телефону какой-то материал.

Я вывел Ханэ на улицу с ресторанами и закусочными, на которую частенько захаживал десять лет назад. Одно кафе вспомнилось мне по названию, и мы вошли туда.

- Ты, конечно, знаешь, что она за женщина?

- Встречался с нею?

- Встречался.

- И какое впечатление?

- По-моему, она приняла меня за клиента, которого прислал к ней ее альфонс.

- И что же?

- Не думаю, чтобы такая женщина была достойна тебя.

Ханэ молча осушил свой стакан, и бармен, не говоря ни слова, подал ему новый. Потом он заговорил. Голос его звучал, как обычно.

- Ты с ней спал? - спросил он.

- А ты как думаешь?

- Не знаю.

- Спал, - сказал я.

Ханэ отвел глаза. Я пристально наблюдал за ним. Молчание затянулось.

- Тебя прислали сюда сегодня не по работе, - сказал он наконец. Тебя прислали из-за меня?

- Это не имеет значения.

- Директор филиала велел тебе расследовать и доложить?

- Да. Но приехал я по своей воле. Директор боится, как бы его подчиненные не переженились на проститутках.

- Но ты ведь не такой, старик.

- Я и сам так думаю.

- Значит, любить публичную женщину запрещается?

- Такого закона нет.

- Но ты хочешь сказать, что существуют этические нормы?

- Я не школьный учитель. Но я слыхал: в последнее время у тебя были затруднения с деньгами... Это правда?

- Да.

- Растратил на нее?

- Я ей дарю.

Это было одно и то же, но Ханэ, казалось, этого не понимал. Меня охватила злоба.

- И она берет у тебя деньги совершенно спокойно, да?

Ханэ произнес серьезным тоном, делая ударение на каждом слове:

- Нет, совсем не спокойно.

- Значит, кокетничает, ломается.

- Наверное, ты не сможешь понять. Тут все не так.

- Эта женщина запуталась в сетях сутенеров. Она спит с любым, кто платит.

Ты, видно, никак не можешь взять этого в толк. Когда-то и я после каждой получки бегал к женщинам такого сорта - ведь в мое время еще существовали кварталы публичных домов. Если б ты относился к женщинам так же, я бы тебе и слова не сказал. Но ты, смотрю, ходишь к ней не только для того, чтобы тешить свою плоть.

- Разумеется.

Так мы и расстались.

6

Меня разбудил пронзительный звонок. Я машинально взглянул на часы - три часа утра.

"Вызывают на происшествие, - подумал я и взял трубку. - Скажу, что у меня температура".

Это я, - прозвучал негромкий голос. - Ханэ.

Я поднялся и включил свет.

- Что это ты в такое время?

- Прости. Ты не мог бы приехать?

- Если на происшествие, то обратись лучше к директору.

- Нет, это по поводу той женщины. Она в очень тяжелом состоянии.

У меня едва не сорвалось: "Я же не врач!".

- Где ты сейчас?

- В больнице, совсем рядом с ее домом. Ты непременно должен приехать.

- Хорошо. Выезжаю.

Я натянул пальто и вышел. Дул ветер, небо прояснилось.

Мне удалось поймать такси, и через сорок пять минут я подъехал к больнице.

Шторы в холле были опущены, но дверь не заперта. Появился Ханэ, слегка кивнул мне:

- Видимо, воспаление легких.

- Как она сейчас?

- Спит. Вернее, без сознания.

Мы вошли в палату. Женщина лежала с закрытыми глазами, ее лицо казалось мертвым. Но она была жива - грудь вздымалась и опадала от бурного дыхания.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее