Девушка и ночь

София на мгновение замешкалась, после чего с печальной улыбкой сказала:

– Я не могу его вам дать, честное слово, не имею права. Но на вашем месте я бы съездила в Био…

– Зачем?

– Сейчас у нас вечер субботы. Как раз в это время она там часто обедает с доктором Сенека, на площади Аркад.

– С Тьерри Сенека? Биологом?

– Да.

Я помнил его – он учился в Сент-Экзе в научном классе года на два раньше нас. А потом открыл медицинскую лабораторию в Био-3000, нежилой зоне рядом с деревней. Мои предки сдавали там кровь и проходили медосмотр.

– Значит, Сенека, ухлестывает за Фанни? – полюбопытствовал я.

– Можно сказать и так, – призналась София и немного смутилась, поняв, что сболтнула лишнего.

– Ладно, благодарю.

Я уже был в другом конце коридора, когда София любезно осведомилась издали:

– А когда ждать ваш следующий роман?

Я сделал вид, что не расслышал, и зашел в лифт. Обычно такой вопрос меня забавлял: таким образом читатели мне как будто подмигивали. Но, когда двери кабины лифта закрылись, я понял, что следующего романа не будет. В понедельник обнаружат труп Алексиса Клемана, и меня посадят лет на пятнадцать-двадцать. Вместе со свободой я лишусь единственной вещи, благодаря которой чувствую, что живу. Чтобы прогнать эти пагубные мысли, я машинально заглянул в телефон. Был пропущенный вызов от моего отца – раньше он мне никогда не звонил – и эсэмэска от Полины Делатур, которая каким-то загадочным образом заполучила мой номер: «Сожалею, что так вышло. Не знаю, что на меня нашло. Иногда я веду себя как дура. PS. Придумала название для книги про Винку, которую вы когда-нибудь напишете: «Девушка и ночь».

2

Я сел в машину и отправился в деревню Био. Мне было трудно следить за дорогой – перед глазами все время маячила фотография, на которую я наткнулся в лицейской газете. В рыжем парике Фанни – на самом деле она была блондинка – поразительно напоминала Винку. И не только цветом волос, но и формами, выражением лица, посадкой головы. Подобное сходство напомнило мне о том, что моя мать, как руководительница театрального кружка, предлагала своим подопечным разыгрывать этюды-импровизации. Живые житейские сценки, которые очень нравились юным актерам. По ходу таких импровизаций актерам предстояло поочередно перевоплощаться в разных персонажей, встречающихся на улице, автобусной остановке или в музее. Это называлось игрой в хамелеона, и Фанни такие перевоплощения удавались как никому другому.

И тут мне в голову пришла догадка. А что, если Фанни с Винкой поменялись местами? Что, если в то злополучное воскресное утро в парижский поезд села Фанни? Это могло показаться хоть и странным, но вполне возможным. Мне вспомнились свидетельские показания, собранные всеми теми, кто был так или иначе причастен к следственным действиям. Что на самом деле говорили лицейский охранник, работники дорожной службы, пассажиры парижского скорого и ночной дежурный в гостинице? Что они видели рыжую девушку… рыжеволосую красотку… светлоглазую девицу с волосами цвета ржавчины. Подобные описания, уж больно расплывчатые, плохо увязывались с моим предположением. И тем не менее не исключено, что я наконец-то вышел на след, который искал все эти годы! А значит, теоретически Винка могла быть жива. Всю дорогу я прокручивал в голове этот сценарий, силясь придать ему реальность. По какой-то неведомой мне причине Фанни покрывала бегство Винки. Все искали Винку в Париже, а она, вполне вероятно, даже не садилась в тот поезд.

К деревне Био я подъехал в то самое время, когда солнце отбрасывало на землю последние свои лучи. На общественной автостоянке яблоку негде было упасть. Вытянувшись длинной двойной вереницей, автомобили с включенными аварийками дожидались, когда с парковки кто-нибудь уедет. Дважды объехав деревню кругом в поисках места, где бы приткнуться, я решительно свернул на дорогу Башетт, что вела в небольшую долину Комб. И в конце концов нашел свободное место в восьмистах метрах ниже, у теннисных кортов. В результате возвращаться пришлось пешком в гору – по двадцатиградусному склону, на котором подвернуть ногу и заработать одышку было раз плюнуть. Я уже почти взобрался на свою голгофу, как вдруг ожил мой телефон: снова звонил отец.

– Я что-то беспокоюсь, Тома. Твоя мать так и не вернулась. Странное дело. Она поехала кое-что прикупить, и только.

– Надеюсь, ты ей звонил?

– Конечно, но она забыла свой телефон дома. Что тут поделаешь?

– Ума не приложу, папа. Может, ты зря бьешь тревогу?

Его реакция меня удивила, тем более что мать вечно где-то пропадала, разъезжая по всей округе. В начале нулевых она вступила в неправительственную организацию, занимавшуюся вопросами школьного обучения девочек в Африке, и часто подолгу отсутствовала, однако раньше отца это нисколько не тревожило.

– Нет, – ответил Ришар. – Мы ждем гостей, и она никогда не оставляла их вот так, на меня!

У меня в голове не укладывалось. Ришар был недоволен тем, что его жены нет дома и что теперь некому заниматься домашним хозяйством!