Девушка и пес

Я была уверенна, что он не может делать этого сознательно. Просто он сам не может справится с переживаниями, куда уж ему до моих. Низкий уровень эмпатии, вот и все – ведь даже если отсечь страшную жесткость таких действий в случае, если они спланированы, то остается неимоверно тонкая работа по расставлению ловушек, для которой надо быть зацикленным маньяком.

В течение двух месяцев для меня действовал мораторий на радость. Я решила так сама – подумала, что лучше не доводить сейчас ситуацию до конфликтов и дать Сереже время забыть о происшедшем. Тянулись дни, мы молчали по вечерам, молча ужинали и молча шли в постель. Постоянное напряжение дома казалось тяготило только меня – мне постоянно хотелось завести разговор, вернуться к прошлым нашим отношениям, порой сложным, но все-таки часто радостным. Я стала замечать, как под глазами у меня залегают темные круги – старая проблема, с которой я с переходного возраста борюсь при помощи косметики и косметологов. Но сегодня на ужине у друзей я нарушила негласный запрет на смех.

В детстве у меня была собака – хулиганка-спаниелиха Милана. Милана страстно любила грызть мой рюкзак – а точнее, рюкзаки, ведь из-за ее острых зубок обновлять их приходилось довольно часто. Собака за проделки получала от родителей нещадно, и вполне осознавала причинно-следственную связь. Каждый раз, когда ее находили с клочками цветной ткани, она смотрела испуганно и виновато, при этом истерично пытаясь вырвать последний сладкий клок, пока у нее не отобрали остатки рюкзака и не осыпали шлепками. Сегодня я выглядела точно также. У друзей была прекрасная вечеринка, а мы искусно отыгрывали счастливую семью. Мне даже стало казаться, что все и в самом деле хорошо. За болтовней на кухне, когда гости хвалят блюда, а хозяйка щедро делится рецептами, словно кто-то действительно станет их воплощать, я физически ощутила, как напряжение отпустило меня. В тот момент прозвучала какая-то среднего остроумия шутка, но мне она показалась безумно смешной. Я захохотала, и, наверное, это было немного странно, потому что хозяева взглянули на меня с удивлением. Затем мы пили вино, и мне становилось все легче и радостнее. В результате весь вечер я была главной заводилой, самой шумной и веселой гостьей, и ничего не могла поделать, лишь отводила взгляд, натыкаясь на колючее осуждающее лицо Сережи.

И вот сейчас наступал час расплаты. Всю дорогу он молчал, а я не выношу этого долгого напряжения. Я вдруг поняла, что все-таки вытянула стопы из сапог и сижу, обнимая свои колени. Разговор будет не сейчас, а дома, где мне не на что перевести взгляд.

Мы свернули на неосвещенную дорогу, где через 15 минут должны были показаться огни нашего коттеджного поселка. Потом мы въехали бы за высокую ограду, и охранник, который каждого встречает как дорогого гостя, вышел бы из будки, доказывая свою бдительность, будто вовсе и не спал. А там уже виднеется наш кирпичный забор, там в гостинной за шоколадными шторами горит приглушенный свет, который я всегда стараюсь оставить включенным, если нам предстоит вернуться ночью. Но пока дорога поднималась вверх, чтобы ненадолго выглянуть из тумана и снова нырнуть вниз. По обоим бокам от низкого металлического ограждения со светоотражателями тоже были крутые спуски – днем с них открывался красивый вид на смешанный лес и несколько заброшенных деревенских домиков. Сейчас ничего дальше десяти метров разглядеть было невозможно, но прямо у ограждения я периферическим зрением заметила движение. Резко повернувшись, я увидела собаку – это был рыжий корги в ошейнике, явно домашний. Собака бежала рысцой в обратном направлении от нас, прихрамывая на переднюю лапу.