– Я в восемьдесят пятом окончил Иллинойсский по специальности «бизнес». Получил степень магистра два года спустя. Вечерняя школа в Нью-Йоркском университете.
– Я надеюсь пойти тем же путем.
– Вот как? – Уилл хмуро посмотрел в мою сторону. – Почему ты мне этого не сказала, Анника?
– Ты никогда не спрашивал, – ответила я. – К тому же мы с тобой с прошлого лета не разговаривали.
– Может быть, я замолвлю за тебя словечко, когда начнешь искать работу, – сказал Уилл.
– Спасибо. Был бы тебе очень признателен.
– Как тебе цыпленок? – спросила мама.
– Очень вкусно, – ответил Джонатан.
– Ты превзошла саму себя, мама, – вставил Уилл.
Мы с отцом молчали. Мы ели маминого цыпленка тысячу раз, и она и так знала, что нам нравится.
Когда я помогала маме убирать со стола, Уилл подошел ко мне и сказал:
– Мне нравится этот парень. Тебе действительно стоит держаться за него.
– Я постараюсь его удержать, – пообещала я.
Я не знала точно, как это сделать, но Уилл на удивление был милым с Джонатаном, и последнее, чего бы мне хотелось, – это потерять единственного бойфренда, который у меня когда-либо был. Это обещание было бы легче сдержать, если бы я знала, как мне удалось его заполучить.
Когда я пошла наверх за вещами, Джонатан поднялся со мной.
– Спасибо за духи, – сказала я, указывая на их почетное место на комоде. – Это был очень милый подарок, и мне он очень нравится. – Слова выходили гладко, без единой запинки, потому что мама заставляла меня практиковаться в том, что я буду говорить Джонатану, пока не получится как надо.
Он улыбнулся.
– Не за что.
Я бросила в чемодан еще несколько вещей и застегнула молнию.
– И это все? – спросил Джонатан.
– Да.
– Тебе больше ничего не нужно?
– Нет. Это все.
Он взял мой чемодан и направился к двери.
Я последовала за ним, но по пути из спальни схватила золотую ленту, лежавшую рядом с духами на туалетном столике, и сунула ее в сумочку.
Джонатан жил в маленьком домике в стиле ранчо. Внутри было пустовато – по сравнению с просторным двухэтажным домом моих родителей, забитым безделушками, кошачьими игрушками и книгами. Его мать ждала нас, и после того как обняла Джонатана и поцеловала его в щеку, она повернулась ко мне и сказала:
– Ты, наверное, Кэтрин. А меня зовут Шерил.
– Мама, это Анника. Я, наверное, тысячу раз тебе говорил.
– О! Конечно, Анника. Извини. Не знаю, почему я так сказала.
– Все в порядке, – сказала я.
Шерил пожала мне руку.
– Приятно познакомиться. Джонатан все время говорит о тебе.
– Мам! – воскликнул Джонатан.
– Извини. – Его мать улыбнулась и подмигнула мне.
Я понятия не имела, что это значит, но улыбнулась в ответ. Его мама казалась милой, и почему-то рядом с ней мне сразу стало уютно. В ее поведении не было решительно ничего угрожающего. Иногда такое случалось, когда я знакомилась с новыми людьми. Может быть, дело было в каких-то вибрациях или определенной ауре, но какой бы ни была причина, я всегда чувствовала себя счастливой, повстречав таких людей.
– Когда ты уезжаешь? – спросила она.
– Минут через двадцать. Мне просто нужно забрать оставшиеся наверху вещи.
– Прости, что мама назвала тебя не тем именем, – сказал Джонатан, когда мы вошли в его спальню. – Кэтрин была моей школьной подругой. Может быть, она на секунду растерялась. У вас обеих светлые волосы.
– Все в порядке, – сказала я, потому что действительно не обиделась. У меня тоже была не слишком хорошая память на лица и имена.
Комната Джонатана была очень похожа на мою, хотя и не так загромождена.
У него было много школьных сувениров, в основном кубки с соревнований по плаванию и фотографии команды. Стопка учебников лежала на полу рядом с комодом, а на стене висел плакат Уокиганской средней школы с изображением бульдога. Я почувствовала себя археологом, раскапывающим реликвии места, где я никогда не бывала. Мне это показалось захватывающим.
– У тебя столько всего осталось со школы.
– Ну, в общем, да. Разве не со всеми так бывает?
– Нет, я училась дома.
– Что, всегда?
– Я ходила в обычную школу, пока родители не забрали меня оттуда в середине седьмого класса.
– Тебя забрали? Почему?
– Мама сказала, так мне будет безопаснее.
Я села на кровать, и Джонатан сел рядом со мной.
– Что она имела в виду? – спросил он.
Я не желала говорить о том дне с кем-либо, кроме родителей и психолога, к которому меня поспешно отправила администрация школы, который сказал, что, возможно, я заблокировала воспоминания. Но это было совсем не так. Я помню тот день, когда Мэри и еще три девочки пришли за мной, как будто это было вчера. Я рассказала Джонатану, как они пинали и били меня, разбили в кровь нос и дергали за волосы. Как они втолкнули меня в раздевалку с одной кабинкой, выключили свет и подперли дверную ручку снаружи стулом, чтобы я не могла выйти. Я плакала и кричала так сильно и долго, что к тому времени, когда учитель нашел меня с распухшей губой и почти заплывшим глазом, я так охрипла, что не могла произнести ни звука.
– Анника, – тихонько произнес Джонатан.
– Дженис – единственный человек, которому я когда-либо об этом рассказывала. Но я рада, что сказала тебе.