Девушка из Германии

Задержка обеспокоила главного огра, который обменялся взглядом со своими людьми. Каждая секунда казалась мне часом: я даже обнаружила, что мне хочется, чтобы они забрали его раз и навсегда, чтобы он исчез вместе с ними. Еще несколько таких минут, и я сама упаду в обморок. Мне хотелось пойти в ванную, я не могла больше сдерживаться. Я не хотела наблюдать то унизительное зрелище, которое огр тщательно для нас приготовил, чтобы мы умоляли его и безутешно плакали. Мама не двигалась.

Дверь открылась.

И вошел самый сильный, самый элегантный мужчина в мире. Тот самый, который укладывал меня спать и целовал, когда мне было страшно. Тот, кто обнимал меня, прижимал к себе и клялся, что ничего не случится, что мы уедем далеко-далеко, на остров, до которого даже щупальца огров никогда не смогут добраться.

По выражению лица папы было видно, как ему жаль нас. Казалось, он спрашивал себя, как он мог поставить нас в такое положение. Мы уже пережили нечто подобное в ту ноябрьскую ночь, когда его арестовали. Но этот момент был решающим. Теперь назад дороги не было, и он знал это. Пришло время ему попрощаться с женщиной, которую он любил, с дочерью, которую он обожал.

– Герр Розенталь, мне нужно, чтобы вы сопроводили нас на станцию.

Папа кивнул, не глядя огру в лицо.

Он сделал несколько шагов ко мне, стараясь не смотреть на маму, потому что знал, что это подкосит ее. Я была тем человеком, кто мог сопротивляться, кто в конце концов останется без отца и защитит ее от призраков, ведьм и монстров. Но не от огров. Никто не мог защитить нас от них.

Он обнял меня и взял мои ледяные руки в свои. Я почувствовала, насколько теплыми они были. Дай мне немного своего тепла, папа. Прогони этот ужас из моих костей. Я обняла его изо всех сил. И расплакалась. Именно наши страдания и хотели увидеть огры.

– Моя Ханна, что мы сделали с тобой… – прошептал он срывающимся голосом.

Я крепко зажмурила глаза. Меня разлучали с человеком, который до сегодняшнего дня защищал меня; с тем, на кого мы возлагали всю надежду на наше спасение. Они забирали его. Мама обняла меня и притянула к себе. Я поняла, что с этого момента самый слабый человек в семье будет моей единственной опорой. Несмотря на слезы, я все еще крепко жмурилась.

– Не волнуйся, Ханна, – услышала я слова отца. Он все еще был здесь. Еще секунду. Еще минуту, пожалуйста. – Все будет хорошо, моя девочка.

Разве они не забрали его? Разве они не передумали?

– Посмотри в окно, – сказал папа. – Тюльпаны вот-вот расцветут.

Это были последние слова, которые я услышала. Когда я снова открыла глаза, он уже исчез вместе с огром. Весь дом слышал мои рыдания. Я крикнула из окна:

– Папа!

Никто меня не услышал. Никто не видел меня. Никому не было до меня дела.

Позади меня раздался шёпот. Это была мама.

– Куда вы его ведете? – спросила она дрожащим голосом.

– Это обычная процедура, – услышала я голос одного из огров, стоявшего на пороге. – Мы едем в полицейский участок на Грольманштрассе. Не волнуйтесь, все с вашим мужем будет в порядке.

Да, конечно. Они отправят его назад целого и невредимого. И он вернется и расскажет нам, что с ним обращались как с настоящим джентльменом. Что вместо воды ему подали вино в большой, теплой, хорошо освещенной камере. Но я знала, что произойдет на самом деле: он будет спать в переполненной камере и будет голодать. И если нам повезет, мы изредка сможем узнавать новости о его жалком существовании.

С того дня, как арестовали герра Шмуэля, мясника из нашего района, мы ничего о нем не слышали. Не было никакой разницы между ним и моим отцом. Для них мы все одинаковы, и я была убеждена: никто не вернулся из этого ада.

Я должна была вцепиться в него, пока он не оттащил бы меня, и запечатлеть в памяти тот момент, который не могу больше вспомнить, потому что я была склонна вычеркивать печальные события из памяти.

Мама бросилась в свою спальню и закрыла дверь. В испуге я вбежала за ней и увидела, как она открывает ящики, достает документы и торопливо их просматривает.

– Мне нужно идти, – пробормотала она. – Увидимся позже.

Я не верила своим ушам. Куда ты идешь, мама? Мы ничего не можем поделать. Мы потеряли папу! Но это было бесполезно: с силой семьи Штраус, которую она до сих пор подавляла, мама выскочила на улицу после нескольких месяцев затворничества. Она захлопнула входную дверь и исчезла, не заботясь о макияже, о том, подходят ли туфли к сумочке, выглажено ли платье и надушилась ли она подходящими весенними духами.

Я снова закрыла глаза и сказала себе: ты не должна забывать об этом. Я начала перечислять все, что я должна была запечатлеть в памяти: парчовые обои, свет в прихожей, бархатное кресло, аромат маминых духов.

И все же самое важное ускользало от меня: папино лицо.

Я была совсем одна. В одно мгновение я поняла, каково это – быть без родителей. И я также знала, что это не в последний раз.

Анна

Нью-Йорк, 2014