Наконец, все восемь кукол готовы. Их раскладывают так, чтобы образовать большой круг в центре комнаты, а между куклами кладут равное количество донника. Обасан указывает на Тарквиния, который за все утро не произнес ни слова, только молча наблюдал за приготовлениями.
– Обасан хочет, чтобы ты снял юкату, – переводит Кагура. – Ложись в центр круга и не двигайся.
Нервозность и беспокойство, которые Тарквиний испытывал прошлым вечером, исчезли. Выражение лица мальчика умиротворенное, и он едва ли выказывает страх. Послушно встав в центр круга, он раздевается, обнажая отвратительные печати, которые скрывал всю свою недолгую жизнь. Из пяти три поблекли и стали почти незаметны, в то время как четвертая так и осталась черной. Последняя же, будто не определившись, то темнела, то снова бледнела.
Как и было велено, Тарквиний ложится на спину, его ладони обращены к потолку. Он тяжело дышит. Мико становятся на колени по периметру круга так, чтобы дотянуться до трех ближайших кукол.
Обасан берет самую красивую – ичимацу в белоснежном кимоно, с прекрасными бесцветными глазами и мягкими шелковистыми волосами цвета воронова крыла – и поднимает ее над головой Тарка. Когда пожилая женщина затягивает медленное песнопение, ритуал начинается.
Проходит час, затем другой. Обасан не замолкает, а остальные мико, склонив головы и сложив руки на груди, по-прежнему ждут и не двигаются с места.
И все же ничего не происходит.
Но к третьему часу становится очевидно, что что-то завладело храмом. Маленькие колокольчики у входа, которые приветствуют каждый порыв ветра и шепот проникающего воздуха, теперь умолкли, едва слышно позвякивая во внезапной тишине. Половицы скрипят, хотя никто не двигается. Сидящая за пределами круга Келли видит, как они прогибаются под чьим-то весом, будто на них наступает невидимая нога. Скрип окружает кукол и мико рядом с ними, словно незримый зверь выслеживал добычу.
Если остальные и замечают невидимого посетителя, то не подают виду. Но по сигналу обасан мико начинают петь в унисон, образуя хор голосов и сутр, от скрытой силы которых потрескивает воздух. В отместку скрип усиливается, незримый гость в порыве злости топает ногами.
Келли внезапно понимает: мико и куклы создают барьер между Тарквинием и невидимым духом, не позволяя тому проникнуть в тело мальчика, медленно и кропотливо разрывая связь между ними.
Слышатся крики, но их источника не видно. Вопли, яростные завывания эхом разносятся по окрестным горам. В попытке заглушить ужасные звуки, Келли прижимается к стене и обхватывает голову руками. Мико невозмутимо продолжают петь. Тарк, не мигая, смотрит в потолок и не подает виду, что слышит раздающийся вокруг него шум.
Со временем крики слабеют, как будто у источника звука иссякают силы. После очередного сигнала обасан пение становится громче и быстрее, и старшая мико с торжествующим возгласом поднимает куклу над головой. Пол начинает дрожать, как и все внутри Чинсей. Куклы, которые не принимают участия в ритуале, падают на пол, а по стеклянной витрине ползут трещины. Тяжелые чаши с водой шумно раскачиваются, а деревянная балка на потолке раскалывается, осыпая мико опилками и щепками. Келли в ужасе ахает, но прислужницы храма даже не вздрагивают.
Несмотря на растущее вокруг напряжение, Тарквиний остается нетронутым в кольце из кукол. Обасан держится твердо и не опускает ичимацу. Келли видит, как игрушечные зрачки то расширяются, то снова сужаются. Поднимается холодный ветер, и молодая женщина замечает едва различимую фигуру в черном, беспомощно борющуюся с порывом, который все ближе и ближе притягивает ее к кукле. Дюйм за дюймом она поддается, пока ее, наконец, не засасывает прямо в похожий на бутон розы ротик. Звучит последний громкий вскрик, и все замолкает. Ветер стихает, и снаружи снова доносится звон колокольчиков.
Обасан, а вместе с ней и все мико, прекращают петь. Пожилая женщина теперь уже дрожащими руками кладет куклу рядом с головой Тарквиния. Среди мико раздаются короткие вздохи облегчения. Тарк, однако, не поднимается с пола и пристально смотрит на что-то над собой. Странные татуировки на его теле исчезли.
– Дело сделано, – решительно произносит обасан. Келли смотрит на распростертое тело мальчика, не понимая, почему он не двигается. Похоже, он даже не дышит.
– Тарквиний-кун, – зовет его Кагура, – ритуал окончен. Теперь ты можешь встать. Видишь? Татуировки исчезли.
Но Тарк по-прежнему не издает ни звука. Когда он так и не двигается с места, радостное выражение на лицах мико сменяется озабоченным.
Его грудь не поднимается, и он не моргает.
– Тарквиний-кун?
Сая, нахмурившись, склоняется над распростертым телом мальчиком. И тут она, тихонько вскрикнув, переворачивает одно из его запястий.
На теле Тарквиния осталась одна печать, которая неистово пульсирует так, словно имеет собственное сердцебиение. Это та самая печать на левом запястье, которая впитала в себя кровь Келли – единственной жертвы, пережившей проклятие женщины.
– Что случилось? – спрашивает потрясенная обасан.