Девушка из Ржева

По его знаку разведчики выложили прямо на дорогу пистолеты, гранаты, ножи. Уже не колеблясь, лейтенант предложил партизанам сесть на повозку и сам доставил их к командиру батальона. Комбат сразу позвонил в штаб дивизии и доложил, что его бойцы встретили трех довольно странного вида человек, которые называют себя партизанами, выполняющими особое задание. Договорить ему не дали.

— Значит, перешли?! — Услышал он в трубке радостный голос комдива. — Немедленно доставить товарищей в штаб.

Остальное разведчики пережили как во сне.

В штабе дивизии их принял генерал, расцеловал каждого, приказал накормить, вернуть оружие и… уложить спать. В последнем разведчики нуждались, действительно, больше всего. А когда проснулись (им казалось, что спали они всего несколько минут, на самом деле — почти сутки), их уже ждал штабной автомобиль.

Обедали разведчики и сопровождавший их капитан в Киеве, ночевали в полуразрушенном Гомеле, второй раз пообедали в Смоленске, а к вечеру покрытая густым налетом дорожной пыли машина остановилась возле большого серого дома в самом центре Москвы.

В вестибюле их ждали какие-то люди в военной и штатской одежде и, ни о чем не расспрашивая, провели мимо часовых к лифту. Наверху они долго шли по длинному пустому коридору, застланному ковровой дорожкой, и наконец очутились в просторной приемной.

Навстречу им поднялся офицер с золотыми (!) погонами и непонятно что обозначающей полоской из разноцветных ленточек над левым карманом кителя. Офицер, приветливо улыбаясь, пожал всем троим руки и представился:

— Майор Ряшенцев.

Потом, обращаясь к Серафиму, спросил:

— Вы командир группы? Ваша фамилия Афонин?

— Так точно, товарищ майор.

Ряшенцев продолжал:

— Генерал говорит по телефону, просил подождать две-три минуты. Садитесь, пожалуйста, — и он гостеприимно указал на массивные кожаные кресла.

Разведчики присели, еще не веря, что все происходит с ними наяву. Что за окном приемной раскинулась Москва, о встрече с которой они мечтали два с половиной года и, если говорить откровенно, не очень рассчитывали порой, что встреча эта когда-либо состоится.

Вдруг Афонин встрепенулся, словно вспомнив что-то:

— Товарищ майор, — тихо спросил он, — скажите, передать пакет я должен буду именно этому товарищу генералу?

— Ну конечно же, — ответил майор, — именно этого генерала имело в виду ваше командование, когда отправляло сюда.

— В таком случае, — смущенно попросил Афонин, — дайте мне, пожалуйста, какие-нибудь ножнички, или, может, бритвочка у вас найдется, еще лучше.

Несколько озадаченный майор порылся в ящике стола и протянул Афонину лезвие от безопасной бритвы. Серафим отошел к окну и стал осторожно распарывать пузырь галифе, от кармана и вниз, до самого колена.

— Ая-яй! Нехорошо получается, молодой человек! — услышал он вдруг над собой веселый голос. — Ну и как вы собираетесь потом отсюда в гостиницу с порезанными штанами идти?

Серафим поднял голову. Над ним стоял среднего роста черноволосый, с проседью человек и дружелюбно, как старому знакомому, протягивал небольшую крепкую ладонь.

— Ничего, товарищ генерал, — вполне серьезно ответил Афонин, — зато без лишней тяжести.

И он протянул генералу продолговатый пакет, обшитый плотной мешковиной.

— Что ж, в этом вы, пожалуй, правы, — приняв баллон и крепко пожав разведчику руку, сказал генерал. — А о галифе не беспокойтесь, выдадим новые, московские. А пока прошу ко мне, товарищи. — И радушным жестом пригласил партизан к распахнутой двери кабинета.

14

ДВА ГОДА СПУСТЯ

Сумрачный, напряженно ожидающий зал Нюрнбергского Дворца юстиции, где заседает Международный Военный Трибунал для суда над главными немецкими военными преступниками. Большие окна закрыты тяжелыми, плотными портьерами, откуда-то сверху и сбоку льется искусственный свет. От него, этого мертвенного света, лица подсудимых на двух скамьях кажутся нереальными, словно принадлежащими не людям, а выходцам из другого мира, лежащего за гранью добра и зла. Да так оно и есть на самом деле.

Перед главным обвинителем стоит опрятно одетый человек с учтивыми манерами и благообразной внешностью университетского профессора. Но это не университетский профессор (хотя он и был когда-то давно дипломированным архитектором). Это Альберт Шпеер. Личный друг и любимец Гитлера. Член нацистской партии, рейхслейтер, член рейхстага, имперский министр вооружения и снаряжения, глава организации Тодта и председатель совета вооружения.

Все эти звания с приставкой «бывший». В настоящее же время подсудимый. Один из главных немецких военных преступников. При опросе подсудимых 21 ноября 1945 года на предъявленные ему обвинения Альберт Шпеер ответил: «Не виновен».

Но сейчас он отвечает на конкретные вопросы обвинителя.