Девушка из Золотого Рога

В воскресенье в восемь часов утра машина доктора Хасы остановилась перед домом Марион. Та появилась с небольшим опозданием, надменно улыбнулась, застегнула воротник до последней пуговицы и села рядом с Заксом.

Через несколько дней в кафе на Ринге компания завсегдатаев была в полном составе. Врачи качали головами. Кофе уже давно остыл. Официант стоял, прислонившись к колонне, и слушал. Доктор Закс докладывал.

– Можно было умереть со смеху, – говорил он, – Хаса с обеими своими женами. Мы поехали в Тульбингер когель. Турчанка болтала без умолку. Это же вполне соответствует правилам жизни в гареме, когда муж выезжает с несколькими женами одновременно. Хаса так смущался, что даже не решался смотреть на Марион. Оно и понятно, после того что между ними в свое время произошло. Когда мы обедали в отеле, Азиадэ смотрела на своего Хасу такими влюбленными кошачьими глазами. Один раз она даже спросила Марион, был ли Хаса так же нежен с ней. У бедной Марион кусок застрял в горле. Говорите что хотите, но Марион все же истинная дама. Она держалась неприступно и в то же время снисходительно, хотя ей явно было непросто.

Доктор Курц с наслаждением выпил чашку кофе.

– Эта турчанка, конечно, дикарка, – сказал он, – для азиаток – это нормальная ситуация, когда их мужья имеют нескольких жен. Азиадэ, в своем азиатском мышлении, видит в Марион своего рода коллегу, которая должна вместе с ней нести на себе заботы о муже. Я считаю, Азиадэ просто холодная женщина. В этом все дело.

Он довольно улыбнулся.

– Чепуха, – рассмеялся Хальм, – турчанка просто по уши влюблена в своего Хасу и хочет показать всем свое счастье. А самое главное, перед Марион, чтобы та сгорела от зависти. Примитивная месть, хвастовство. Она не знает, что играет с огнем. Марион красивая женщина, и одной глупости в жизни ей уже достаточно. Хаса же ее очень сильно любил. Думаю, Хаса женился на Азиадэ, чтобы показать Марион и всем остальным, что он может без нее обойтись. Своего рода компенсация комплекса неполноценности.

Качающиеся головы врачей совсем приблизились друг к другу. Разговор приобрел научную окраску. Зазвучали названия различных комплексов. Азиадэ, Хаса, Марион – три обнаженные души лежали между чашками кофе, как на демонстрационном столе. Лица врачей покраснели. В результате консилиума было установлено, что Азиадэ страдает задержкой пубертатного развития, а у Хасы материнский комплекс.

Наконец хирург Матес поднял указательный палец и изрек с прямолинейной примитивностью, свойственной его профессии:

– Это просто наследственность! Мы не должны упускать из виду, что Хаса происходит из рода боснийских мусульман. Азиадэ пробуждает в нем вытесненные азиатские инстинкты. Это закончится банальным треугольником. Хаса будет уютно себя чувствовать, как паша в своем гареме. Азиадэ будет заполнять азиатский сектор его образа мыслей, а Марион – европейский.

– Невозможно, – сказал Курц. – У Хасы нет никакого азиатского сектора души. Так же как и у Азиадэ нет европейского. Это кончится тем, что эта турчанка возьмет у Хасы со стола какую-нибудь сильную кислоту и выплеснет в лицо Марион. Мы должны предупредить Марион.

Курц был уверен, что хорошо изучил Азиадэ.

Врачи замолчали. Дверь открылась, и в кафе вошел Хаса. Он устало сел за стол.

– Что с тобой, Хаса?

Голос Курца звучал искренне озабоченно.

– У меня всего две руки, – простонал Хаса, – я не могу одновременно держать скальпель, зеркало и зонд.

Коллеги удивленно посмотрели на него. Хаса опустошил свою чашку кофе и отчаянным голосом сказал:

– Фридл бросила меня.

– Кто?

Бездна порочности отразилась в глазах коллег.

– Фридл, – повторил Хаса мрачно, – вы что, ее не знаете? Моя медсестра.

– А-а, – успокоенно сказали врачи.

Курц похлопал Хасу по колену:

– Что, Азиадэ приревновала? Это бывает.

– Глупости. Фридл хромает, и к тому же ей больше сорока. Но она знаток своего дела. Один знак, и она уже подает мне нужный инструмент. Да иногда даже без знаков. Она всегда заранее знает, что мне нужно. Просто сокровище.

Врачи засмеялись.

– Зачем же ты ее выжил?

– Я ее не выживал. Она получила в наследство дом в Граце и уехала туда. Азиадэ ей как-то по глупости сказала, что теперь она может всю оставшуюся жизнь не работать. Сама бы она никогда не додумалась, что можно жить на проценты. А я на самом деле остался как без рук. Я же, в конце концов, не невролог. Мне нужна медсестра, с которой я могу работать.

Гинеколог Хальм с пониманием кивнул:

– Хорошая операционная сестра незаменима. Особенно при легком эфирном наркозе. Новая сестра – все равно что новая жена. Тут нужно хорошенько присмотреться.

– Я не найду себе такую, как Фридл, – мрачно сказал Хаса. – Я знаю себя. Я быстро привыкаю к людям. Вот так, воспитываешь медсестру, а потом она уходит к другому, как Марион, или наследует дом, как Фридл.

Он замолчал, грустно уставившись перед собой.

– Лучше всего сразу жениться на медсестре или сделать из своей жены медсестру, – засмеялся Курц, – тогда можно быть спокойным.

Хаса сердито посмотрел на него: