– В аду, – прошипела она. – Я так устала от всего этого… От всех идиотов, которые видели горы только на картинке, но почему-то лучше всех обо всем знают… И вот что я вам скажу. – Элин как будто вдруг нашла нужные слова. – Вы вообще имеете представление о том, каково там, наверху? Какими усилиями там дается каждый шаг, каждое движение… В лучшем случае, у вас есть силы позаботиться о себе. Не отстать, не задерживать группу. И никто, будь то сам Нима Рита, – никто не может спустить вниз человека, который лежит в снегу с лицом, покрытым ледяной коркой, на высоте восемь тясяч метров. А Клара лежала именно так. Я собственными глазами видела ее, когда мы возвращались обратно. Вы ведь читали об этом? Они с Виктором лежали в обнимку, в снегу.
– Да, я читал.
– Это конец, понимаете? Никакая сила на Земле не могла вернуть Клару к жизни. Она была мертва.
– Я всего лишь пытаюсь собрать кусочки пазла… – оправдывался Микаэль.
– А я не верю ни единому вашему слову, – продолжала Элин. – Вы хотите очернить Форселля, как и все остальные.
Блумквисту захотелось закричать, что это не так, но он сдержался.
– Прошу прощения, – начал он вместо этого. – Просто мне показалось…
– Что вам показалось?
– Что в этой истории кое-что не стыкуется.
– Что именно?
– Мне не понравилось то, что говорит обо всем этом Сванте Линдберг. Такое впечатление, будто он чего-то недоговаривает.
Элин успокоилась и взглянула на двор внизу.
– Вот это как раз мне хорошо понятно, – согласилась она.
– Почему вам это понятно?
– Потому что Сванте был самой большой загадкой в лагере.
Глава 22
Катрин Линдос сидела на диване, поджав ноги, рядом со своей кошкой и с мобильником в руке. Она была зла. Весь день безуспешно пыталась дозониться до Блумквиста – и в итоге не получила в ответ ничего, кроме этого дурацкого шифрованного сообщения:
«
«Мэмсахиб» – ну конечно… Уважительное обращение к белой женщине в колониальной Индии. Но кто такая эта Клара Энгельман? И главное – ни единого человеческого слова. Ни даже формального вежливого вопроса, вроде «как живешь?». Ничего похожего на то, что писала ему сама Катрин в минуты тоски и одиночества. Неужели Микаэль совсем по ней не скучает?
Мысленно отправив к черту и Блумквиста, и нищего, и Клару, Катрин пошла на кухню поискать чего-нибудь съестного. Но голода она не чувствовала. Хлопнула дверцей холодильника, взяла яблоко из вазочки на столе – и тут ее осенило. Клара Энгельман, ну конечно… Эта гламурная кукла. Катрин набрала ее имя в «Гугле» – и тут же вспомнила всю историю.
Когда-то она читала об этом репортаж в журнале «Ярмарка тщеславия». И теперь наткнулась в Сети на снимки горного лагеря в Гималаях. Клара была там с Виктором Гранкиным – проводником, который тоже погиб. Миловидная женщина, хотя и немного вульгарна на иной вкус. Катрин вгляделась в лицо Клары Энгельман. Та улыбалась вымученно, через силу. Как будто улыбка была для нее лишь средством удерживать на расстоянии депрессию. А этот Гранкин… Инженер и профессиональный скалолаз, проводник, гид, консультант в индустрии приключений – кем он был на самом деле? На снимках у Виктора Гранкина стать военного… Да, солдат элитного подразделения. А вот и Юханнес Форселль. Катрин выругалась и тут же забыла о своей злобе на Блумквиста.
«
Только что Элин Фельке была возмущена и зла. Теперь же она выглядела неуверенно, будто наконец задалась вопросом: как могло получиться, что до сих пор она только и делала, что бросалась из одной крайности в другую?
– Боже мой, Сванте… – пробормотала Элин. – Что я могу о нем сказать? В нем не было ничего, кроме необыкновенной уверенности в себе. Он мог уговорить человека на что угодно. И мы шли у него на поводу, и ели этот его дурацкий суп из черники всем лагерем… Думаю, из него получился бы хороший продавец. Но что ему понадобилось на Эвересте…
– То есть?
– Сванте оказался в числе немногих посвященных в тайну Виктора и Клары. И это как будто его смущало.
– Почему вы так думаете?
– Просто у меня возникло такое ощущение. Быть может, он ревновал или… знаете что… я думаю, Виктор это заметил. Более того, мне кажется, что именно это и стало главной причиной его нервозности накануне восхождения.
– Но с какой стати это так на него подействовало?
– Его что-то пугало, я бы так сказала. Неколебимый как скала, он вдруг стал задумчивым и робким. И я все думаю, не было ли это связано со Сванте?
– Со Сванте?
– Да. Что, если Виктор боялся, что Сванте разболтает обо всем Стану Энгельману?
– У вас есть основания подозревать, что они общались?
– Возможно, но…
– Что?