Итак, дело обстоит так: они знают, что больше не смогут скрывать тайну Залаченко. История известна мне, а я – журналист. Они понимают, что рано или поздно я ее опубликую. Для них сейчас это не столь важно, поскольку он мертв. Теперь им придется бороться уже за собственное выживание. Поэтому первыми у них на повестке дня стоят следующие задачи.
1. Им необходимо убедить суд (или, иными словами, общественность) в том, что решение запереть тебя в 1991 году в клинику Святого Стефана было обоснованным – что ты действительно была психически больна.
2. Им необходимо отделить «дело Лисбет Саландер» от «дела Залаченко». Они пытаются подвести фундамент под следующую концепцию: «Да, конечно, Залаченко был законченным подонком, но этот факт не имел никакого отношения к решению запереть в клетке его дочь. Ее изолировали от общества, потому что признали душевнобольной, а все остальные версии – просто инсинуации борзописцев. Нет, мы никогда не потворствовали Залаченко и его преступлениям – все это околесица и больные фантазии нездоровой двенадцатилетней девочки».
3. Проблема, разумеется, заключается в следующем: если предстоящий суд тебя оправдает и, следовательно, признает нормальной, то тем самым они не смогут скрыть то, что незаконно поместили тебя в 1991 году в лечебницу. А значит, им надо любой ценой добиться, чтобы тебя определили в закрытое психиатрическое учреждение. Если суд вынесет определение, что ты психически больна, то и СМИ потеряют интерес к «делу Саландер». Так уж они устроены.
Ты здесь?
Лисбет мысленно кивнула. Все это она уже и сама успела просчитать. Проблема заключалась в том, что она просто не знала, что предпринять.