Потом Саландер снова поднялась на второй этаж. Используя гвоздодер, она вскрыла среднюю дверь. Комната оказалась пустой – ее как будто вообще не использовали.
Лисбет подошла к третьей двери и уже приставила к ней инструмент, но взламывать ее не потребовалось – дверь приоткрылась сама. Здесь оказалось не заперто. Лисбет подтолкнула дверь гвоздодером и огляделась.
Площадь комнаты составляла примерно тридцать квадратных метров. Окна располагались как обычно, и из них открывался вид на двор перед кирпичным заводом. Лисбет различила даже бензоколонку, возвышающуюся над шоссе. Тут имелись кровать, стол и мойка с посудой. Потом она увидела на полу открытую сумку, а в ней – купюры. Лисбет сделала два шага и вдруг почувствовала, что в комнате тепло – взгляд упал на электрический обогреватель, который стоял на полу. Потом она увидела кофеварку, она мигала ей красным индикатором.
Лисбет резко развернулась и бросилась во внутренний зал, а оттуда – во внешний. И шагнула к выходу. В пяти шагах от лестницы затормозила, обнаружив, что дверь на лестницу закрыта и на ней висит замок. Она оказалась заперта.
Лисбет медленно обернулась и посмотрела по сторонам. Но никого не увидела.
– Привет, сестренка! – услышала она чей-то наигранно веселый голос.
Лисбет повернула голову и увидела, как из-за ящиков с деталями оборудования появляется монументальная фигура Рональда Нидермана. В руках у него сверкнул штык-нож.
– Я мечтал с тобой снова повстречаться, – произнес Нидерман. – В прошлый раз мы так и не успели толком пообщаться.
Лисбет огляделась.
– Бесполезно, – сказал Нидерман. – Мы с тобой одни, и единственный выход заперт.
Лисбет перевела взгляд на сводного брата.
– Как твоя рука? – поинтересовалась она.
Нидерман по-прежнему улыбался. Он поднял правую руку и продемонстрировал ее. На ней отсутствовал мизинец.
– Туда попала инфекция. Пришлось его отпилить.
Рональд Нидерман страдал анальгезией и не мог ощущать боли. Лисбет рассекла ему руку лопатой около Госсеберги, за несколько секунд до того, как Залаченко выстрелил ей в голову.
– Надо было отстрелить тебе башку, – равнодушно проговорила Лисбет Саландер. – Какого черта ты здесь делаешь? Я думала, что ты еще несколько месяцев назад убрался за границу.
Он только улыбнулся.
Если б Рональд Нидерман и попытался ответить на вопрос Лисбет Саландер о том, что он делает на этом ветхом кирпичном заводе, у него наверняка ничего не получилось бы. Объяснить это он не смог бы даже самому себе.
Он покидал Госсебергу с чувством надежды, рассчитывая на то, что Залаченко мертв и фирма перейдет к нему. Он считал себя непревзойденным организатором.
Рональд сменил машину в Алингсосе, затолкал перепуганную медсестру Аниту Касперссон в багажник и поехал в сторону Буроса. У него не было никакого плана, и он импровизировал на ходу. Его нисколько не волновала судьба Аниты Касперссон. Ему было безразлично, останется она в живых или умрет. Но от лишнего и опасного свидетеля необходимо избавиться, считал он. На окраине Буроса Нидерман вдруг решил, что поступит с ней иначе.
Он отправился в сторону к югу и нашел пустынный лесной массив неподалеку от местечка Сеглора. Здесь он привязал медсестру в каком-то сарае и бросил. Он рассчитывал на то, что она через несколько часов сможет вырваться и направит полицию в сторону юга. Если же она не сможет освободиться, а умрет от голода или от холода, это уже не его забота.
На самом же деле Рональд Нидерман вернулся в Бурос и направился на восток, в сторону Стокгольма. Он поехал прямо в «Свавельшё МК», но не стал показываться в помещении клуба. Ведь, как ни досадно, Магге Лундин сидел за решеткой. Нидерман отправился к клубному приставу Хансу-Оке Валтари домой и потребовал, чтобы тот помог ему и нашел ему укрытие. Валтари все устроил – он отправил его к Виктору Йоранссону, кассиру и финансовому директору клуба. Там Рональд, правда, задержался только на несколько часов.
Нидерман в целом никаких материальных затруднений не испытывал. Конечно, он оставил почти 200 000 крон в Госсеберге, но у него имелся доступ к значительно более крупным суммам, размещенным в фондах за границей. Проблема заключалась лишь в том, что он нуждался в наличных средствах. Йоранссон отвечал за деньги «Свавельшё МК», и Нидерман решил, что ему подворачивается удобный случай. Он легко убедил Йоранссона показать ему спрятанный в хлеву сейф и прихватил примерно 800 000 крон наличными.
В доме присутствовала еще и женщина, но что именно он с нею сделал, Нидерман точно не помнил.
У Йоранссона он прихватил также автомобиль, который еще не успел «засветиться» в полиции, и направился на север, с целью сесть на один из таллинских паромов, отправлявшихся из Каппельшера.
Доехав до Каппельшера, он остановился на стоянке и заглушил мотор. Потом с полчаса сидел, изучая обстановку. Всюду торчали полицейские.