Девушка, которая взрывала воздушные замки

Они пойдут на все, чтобы свести вредные последствия к минимуму, и ты внезапно вновь окажешься разменной пешкой в их игре. На этот раз им, однако, надо не просто принести в жертву пешку – теперь они должны активно бороться за уменьшение вредных последствий для самих себя. Следовательно, им надо упечь тебя в дурдом.

Лисбет задумчиво прикусила нижнюю губу.

Дело обстоит так: они знают, что больше не смогут скрывать тайну Залаченко. История известна мне, а я – журналист. Они понимают, что я ее рано или поздно опубликую. Это для них сейчас не так важно, поскольку он мертв. Теперь они борются уже за собственное выживание. Поэтому первыми у них на повестке дня стоят следующие пункты.

Им необходимо убедить суд (то есть общественность) в том, что решение запереть тебя в 1991 году в клинике Святого Стефана было обоснованным – что ты действительно была психически больна.

Им необходимо отделить «дело Лисбет Саландер» от «дела Залаченко». Они пытаются создать плацдарм для того, чтобы сказать: «Да, конечно, Залаченко был мерзавцем, но это не имело никакого отношения к решению засадить в клетку его дочь. Ее изолировали от общества, потому что она оказалась сумасшедшей, а любые другие утверждения – лишь больные фантазии озлобленных журналистов. Нет, мы не помогали Залаченко ни с какими преступлениями – это просто чушь и фантазии душевнобольной двенадцатилетней девочки».

Проблема, разумеется, в том, что, если грядущий суд тебя оправдает и, следовательно, признает нормальной, это сразу станет доказательством того, что с помещением тебя в 1991 году в лечебницу что-то нечисто. Это означает, что им надо любой ценой добиться, чтобы тебя определили в закрытое психиатрическое учреждение. Если суд постановит, что ты психически больна, то интерес СМИ к дальнейшему копанию в «деле Саландер» резко ослабнет. Так уж СМИ устроены.

Ты следишь за моей мыслью?

Лисбет мысленно кивнула. Все это она уже успела просчитать. Проблема заключалась в том, что она толком не знала, что может предпринять.

Лисбет, – я говорю серьезно – судьба этого матча будет решаться в СМИ, а не в зале суда. К сожалению, суд будет, «в целях соблюдения личной неприкосновенности», происходить за закрытыми дверьми.

В тот же день, когда убили Залаченко, ко мне залезли в квартиру. На дверях нет никаких следов взлома, в квартире ничего не тронули, кроме одного. Исчезла папка из летнего дома Бьюрмана с отчетом Гуннара Бьёрка от 1991 года. Одновременно с этим напали на мою сестру и украли ее копию. Эта папка – твое важнейшее доказательство.

Я делаю вид, будто мы утратили бумаги о Залаченко. На самом же деле у меня имелась третья копия, которую я собирался передать Арманскому. Я снял с нее еще несколько копий и распределил экземпляры по разным местам.

Сторона противника, в лице некоторых представителей властей и отдельных психиатров, вместе с прокурором Рихардом Экстрёмой, естественно, занимается подготовкой судебного процесса. У меня есть источник, который снабжает меня кое-какими сведениями о происходящем, но я подозреваю, что ты имеешь больше возможностей добраться до соответствующей информации… В таком случае дело не терпит отлагательств.

Прокурор будет стараться определить тебя в закрытое психиатрическое учреждение. Ему помогает твой старый знакомый Петер Телеборьян.

Аннике не дадут возможности проводить кампанию в СМИ, в то время как прокурор сможет подбрасывать им любую информацию. То есть у Анники руки связаны.

Зато я не связан такого рода ограничениями. Я могу писать все, что угодно, и в моем распоряжении к тому же имеется целый журнал.

Не хватает двух важных деталей.

Во-первых, мне надо что-нибудь, показывающее, что прокурор Экстрём сейчас сотрудничает с Телеборьяном каким-то недозволенным образом, с целью снова поместить тебя в сумасшедший дом. Я хочу иметь возможность выступить по телевидению в лучшем ток-шоу и предъявить документы, уничтожающие аргументы стороны прокурора.

Чтобы иметь возможность вести медийную войну против СЭПО, мне необходимо сидеть и обсуждать то, что ты, скорее всего, считаешь своими личными делами. О неприкосновенности частной жизни на этот раз, вероятно, придется забыть, учитывая все то, что писалось о тебе, начиная с Пасхи. Я должен суметь создать в СМИ совершенно иное представление о тебе – даже если, на твой взгляд это нарушит твою личную неприкосновенность – и, желательно, с твоего согласия. Понимаешь, что я имею в виду?

Она открыла архив в Stolliga_Bordet и убедилась, что он содержит двадцать шесть документов разного размера.

Глава 14

Среда, 18 мая

В среду утром Моника Фигуэрола встала в пять часов, сделала необычайно короткую пробежку, а потом приняла душ и надела черные джинсы, белую майку и тонкий серый льняной жакет. Сварив кофе, она налила его в термос и приготовила бутерброды. Моника также надела кобуру и достала из оружейного сейфа пистолет «ЗИГ-Зауэр». В начале седьмого она завела свою машину – белый «Сааб 9–5» – и поехала на улицу Виттангигатан, расположенную в районе Веллингбю.