Девушка, которая взрывала воздушные замки

Через два часа после убийства в коридоре по-прежнему царил хаос. Палату Залаченко оцепили. Врачи попытались было оказать ему помощь сразу после выстрелов, но вскоре сдались – помочь Залаченко уже было нельзя. Останки перевезли к патологоанатомам, и теперь полным ходом шло обследование места преступления.

У Эрландера зазвонил мобильный телефон – на связи был Фредрик Мальмберг из патрульной службы.

– Мы точно установили личность убийцы, – сказал Мальм вместо приветствия. – Его зовут Эверт Гульберг, и ему семьдесят восемь лет.

Семьдесят восемь лет – убийца преклонного возраста.

– И кто, черт побери, он такой?

– Пенсионер, живет в Лахольме, имеет титул бизнес-юриста. Мне только что звонили из ГПУ/Без и сообщили, что как раз начали в отношении его предварительное следствие.

– Когда именно и почему?

– Когда, я не знаю. Почему – из-за того, что он имел пагубную привычку рассылать официальным лицам бредовые письма с угрозами.

– Например?

– Например, министру юстиции.

Маркус Эрландер вздохнул. Значит, псих, любитель борьбы с официальной властью.

– В СЭПО утром звонили из нескольких газет, получивших письма от Гульберга. Позвонили и из министерства юстиции, поскольку этот Гульберг недвусмысленно угрожал смертью Карлу Акселю Бодину.

– Мне нужны копии писем.

– Из СЭПО?

– Да, черт возьми. Если потребуется, поезжай в Стокгольм и забери их лично. Я хочу, чтобы они лежали у меня на столе к моменту моего возвращения в полицейское управление. То есть примерно через час.

Он секунду подумал, а потом задал еще один вопрос.

– Тебе звонили из СЭПО?

– Именно.

– Я имею в виду – они звонили тебе, а не наоборот?

– Да. Именно так.

– О'кей, – сказал Маркус Эрландер и отключил телефон.

Его заинтересовало, что же это нашло на СЭПО, если им взбрело в голову самим связываться с простой полицией. Обычно из них почти невозможно выдавить ни звука.

*

Ваденшё резким движением распахнул дверь в помещение «Секции», которое Фредрик Клинтон использовал для отдыха. Клинтон осторожно приподнялся.

– Что, черт побери, происходит? – закричал Ваденшё. – Гульберг убил Залаченко, а потом выстрелил себе в голову.

– Я знаю, – сказал Клинтон.

– Знаете? – воскликнул Ваденшё.

Он так сильно раскраснелся, что его, казалось, вот-вот хватит удар.

– Он же, черт подери, стрелял в себя. Пытался совершить самоубийство. Он что, свихнулся?

– Значит, он жив?

– Пока да, но у него сильнейшие повреждения мозга.

Клинтон вздохнул.

– Как жаль, – произнес он с горечью в голосе.

– Жаль?! – воскликнул Ваденшё. – Гульберг сошел с ума. Разве вы не понимаете…

Клинтон не дал ему договорить.

– У Гульберга рак желудка, толстой кишки и мочевого пузыря. Он уже несколько месяцев умирает, и ему в лучшем случае оставалось месяца два.

– Рак?

– Последние полгода он носил с собой оружие и собирался застрелиться, если боль станет невыносимой, но не желал валяться на больничной койке в полной беспомощности. Теперь ему выпал случай внести последний вклад в дело «Секции». Он ушел красиво.

Ваденшё почти лишился дара речи.

– Вы знали, что он собирается убить Залаченко?

– Разумеется. В его задачу входило навсегда лишить Залаченко возможности заговорить. А как тебе известно, угрожать ему или вести с ним переговоры бессмысленно.

– Но разве вы не понимаете, какой из этого может получиться скандал? Вы что, такой же чокнутый, как Гульберг?

Клинтон с большим трудом поднялся, посмотрел Ваденшё прямо в глаза и протянул ему пачку копий факсов.

– Это было оперативное решение. Я скорблю по своему другу, но, по всей видимости, очень скоро последую за ним. А насчет скандала… Некий бывший юрист-налоговик разослал откровенно безумные письма в газеты и министерство юстиции. Вот тебе образец. Гульберг обвиняет Залаченко во всех грехах, от убийства Пальме до попыток отравить население Швеции хлором. Письма явно написаны сумасшедшим, почерк местами неразборчив, с большими буквами, подчеркиванием и восклицательными знаками. Мне нравится его идея писать на полях.

Ваденшё читал письма с возрастающим удивлением, схватившись рукой за лоб. Клинтон наблюдал за ним.

– Что бы ни случилось, смерть Залаченко никак не будет связана с «Секцией». В него стрелял сбитый с толку слабоумный пенсионер.

Он помолчал и добавил:

– Главное, с этого момента тебе придется занять место в общем строю. Don't rock the boat.[18]

Он уперся в Ваденшё взглядом. В глазах больного вдруг сверкнул металл.

– Ты должен понять, что «Секция» является ударной силой шведской обороны. Мы – последний оборонительный рубеж. Наша работа заключается в том, чтобы охранять безопасность страны. Все остальное не имеет значения.

Ваденшё смотрел на Клинтона с сомнением.

– Мы невидимы. Нам не от кого ждать благодарности. Мы должны принимать решения, на которые ни у кого другого не хватает духу… и меньше всего у политиков.

Последнее слово он произнес с явным презрением.

– Делайте, что я скажу, и «Секция», возможно, выживет. Но для этого нам необходима решительность и твердость.

Ваденшё почувствовал, что его охватывает паника.

*