Девушка моего друга (сборник)

— Это неважно... Сейчас неважно, — поправляется Юрий. — Время многое прояснит... Я хочу как-нибудь . приехать к вам в Куйбышев...

— Зачем?

— Просто, чтобы увидеть вас... Страшно даже подумать, что никогда больше вас не увижу. Тая улыбается.

— Так бывает только в книжках, Юрий Николаевич. — В книжках не все выдумано. Чтобы написать книгу, надо кое-что пережить. Тая пожимает плечами. — Что ж, приезжайте. Я буду рада вас увидеть. Только я вам ничего не могу обещать. Вы же понимаете...

Она поднимает на него свои зеленоватые глаза, и несколько секунд, замедлив шаг, Юрий глядит в них. В ее глазах все тот же вопрос. И еще сочувствие. И еще где-то глубоко спрятанная боль. Ее раньше не было, этой боли. Всего полчаса назад ее еще не было.

Затем они идут дальше по заводской дороге, усеянной обрезками железа, болтами и синими закрученными стружками.

— Мы еще сходим на чугунолитейный цех, — говорит Юрий. — Хорошо?

— Хорошо, Юрий Николаевич.

— А потом... Что вы собираетесь сегодня делать?

— Буду в конторке. Надо готовить материалы к отчету.— Вы... не уйдете, пока мы не простимся?

Тая растерянно улыбается.

— Нужно было бы... — Она снова поднимает голову и глядит ему прямо в глаза. — Но я не уйду.

— Спасибо.

Возле конторки участка Юрия уже ждут. Невысокий полный прораб Кулев и молодой всклокоченный мастер

Ромашов. Они сидят на скамейке и что-то подсчитывают.

Кулев — в блокноте, а Ромашов — коротенькой логарифмической линейкой, которая обычно торчит у него из кармана.

Увидев Юрия, они дружно поднимаются и идут к нему навстречу.

— Арматуру привезли, — говорит Кулев.

— Сколько? — спрашивает Юрий.

— Машину.

— Всего? А еще будет?

— Говорят, пока нет.

— Да-а...

Юрий достает из кармана пачку «Беломора», протягивает Ромашову, закуривает сам. Кулев не курит — у него сердце... Веселый, подвижной, все время на ногах, — а вот сердце...

Ромашов молод. Поэтому он не выдерживает первый.

— Что будем делать, Юрий? Кому брать эту машину?

Ведь не разгружали — стоит, ждет... Шофер нам чертей посылает.

— А как вы считаете, Тая? — говорит Юрий.— Кому нужно отдать эту машину? Сталелитейному или чугунолитейному?

— Может, поделить?

— Нет. — Юрий отрицательно качает головой. — Делить нечего. И так на один зуб.

— Сталелитейный через год сдавать, — говорит Тая. — А чугунолитейный — через два года. Нас учат: все силы на пусковые объекты...

Кулев снисходительно улыбается и глядит на Таю добродушными, смеющимися серыми глазами. Ромашов смотрит на Таю серьезно и с надеждой, как бы ожидая поддержки.

— Правильно учат, — говорит Юрий. — Только до пуска сталелитейного все равно далеко. И колонны для него можно делать зимой. А на чугунолитейном фундаменты зимой не заложишь. Прошляпим лето — зимой все работы останавливать.

— Значит, главное иметь задел? — спрашивает Тая.

— Главное — все, — говорит Юрий. — В один момент главным может быть одно, в другой — другое...

— Диалектика... — все еще улыбаясь, добавляет Кулев.

Ромашов подавленно опускает голову. Он уже понимает, что арматуры ему не дали, что арматуру увезет на чугунолитейный цех Кулев.

— Так я пойду скажу, чтоб вез? — говорит Кулев.

Юрий кивает. Кулев семенит к шоссе — быстро, как шарик катится. Юрий и Тая поворачиваются к чугунолитейному цеху. Ромашов недолго идет рядом с ними, молчит, потом останавливается.

— Ну, я к себе, — тихо говорит он и уходит влево, к строительной площадке сталелитейного.

Юрий и Тая снова остаются вдвоем. Солнце бьет в глаза. Тая вынимает из кармана халатика темные очки, вертит их в руке и опять опускает в карман. Видно, чувствует, что Юрию будет неприятно, если она их наденет.

— Вот я думаю, Юрий Николаевич, —. тихо говорит Тая, — как странно устроена жизнь. Как много в ней значит случайность... Приехала бы к вам вместо меня другая девушка. Ну, такая же вот... — Таины руки делают легкое движение вдоль тела. — И вы... в общем, вам понравилась бы она... Я ведь понимаю — любить кого-то нужно... И у нее была бы не такая жизнь, как у меня. Не

такие правила... С ней все было бы легче, проще... И вы были бы счастливы. А теперь будете думать обо мне... А я буду чувствовать себя в чем-то виноватой. Хотя, в общем, я не виновата... И все это зависело от секретарши деканата... А ей было совершенно безразлично, кого

куда посылать. Чистая случайность...

— Да, конечно. — Юрий грустно улыбается. — Вы могли и не приехать. Приехала бы другая... Но ведь я мог ее и не заметить. Мне очень некогда...

Они один за другим обходят фундаменты колонн чугунолитейного цеха, и Юрий прикидывает, когда эти фундаменты могут быть закончены. Срок жесткий — к первому октября. А фундаментов — сотни. И не хватает то арматуры, то бетона, то леса на опалубку.

И где-то между мыслями о фундаментах, ничуть не мешая им, бегут мысли о Тае, о том, что все её строгие правила могут полететь к чертовой бабушке, если только он сам не будет ни на что оглядываться. Юрий уверен, что мог бы увести Таю куда угодно и от кого угодно.