– Я не хочу, я не могу больше. Я устала. И голова болит. Вставай, одевайся, надо ехать. Я же сказала, что поехала к подруге. Спрашивается, что я у нее так долго делала? И вообще… Приберись здесь.
– Ты – баба, вот и приберись.
– Скажи, куда он уехал? Ты же знаешь.
– Ладно. Так и быть, скажу. Он вместе со своим адвокатом купил билет до Оренбурга.
Вика я знала всю свою жизнь. Как несправедливо устроен мир, часто думала я, глядя на него. Впалые щеки, высокие скулы, серые глаза, и весь такой длинный, сделанный словно из упругого железа, Виктор или Вик, как я звала его, был наделен той особенной мужественной красотой, которая так нравится женщинам. Однако во мне он никогда не вызывал никаких чувств, кроме желания найти в его крепких объятьях убежище, спасение. Физическая любовь с ним, которой я скупо одаривала его в трудные моменты моей жизни, откровенно расплачиваясь с ним за его заботу и услуги, была для меня испытанием. И самое отвратительное, что Вик это знал.
Профессиональный военный, за плечами которого были Чечня, плен, госпиталь, служба в органах, а потом работа совершенно в другой сфере, куда жизнь определила его после глубоких разочарований и обид, Вик только на меня, как мне казалось, мог смотреть с той прежней нежностью, которая была в нем заложена с рождения. Для других же он был настоящим дьяволом, человеком без сердца, однако наделенным талантом решать чужие проблемы.
О своей болезненной любви к Грише я рассказала ему несколько лет тому назад, поделилась с ним, потому что больше раскрыть свою душу было некому. Мы тогда с ним много выпили, и он, я думаю, никогда не пьянея, сказал мне в лоб всю правду о мужчинах. «Ни один мужик, какой бы хороший он ни был, не стоит женских слез». Фраза, растиражированная женщинами, которым не повезло.
– То же мне, открыл Америку, – рыдала на его плече, орошая рубашку своими слезами. – Что мне делать? Как его достать?
– Да никак ты его не достанешь. Если он до сих пор не обратил на тебя внимания, то и потом не обратит.
Это звучало как приговор.
Я во всех подробностях рассказывала ему о семейной жизни Гриши, о его дуре жене Лиде, которая не любила его и не ценила. О том, как я завидую ей, дышащей с ним одним воздухом, спящей рядом с ним на кровати. Понимала ли я, что своими рассказами причиняю ему боль? Нет, не понимала. В отношениях с Виком я всегда думала лишь о себе. Словно мстила ему, мужчине, за того, кто не видел меня, не желал.
…Полетел в Оренбург. Как же все это было предсказуемо.
– А она где?
– В Москве. Но адрес неизвестен. Я поднял всех своих людей – она как в воду канула.
– Вик, пожалуйста, найди ее. Они не должны встретиться, не должны. Да и выйти она тоже не должна была. Ты же мне обещал!
– Во всяком случае, я сделал все, что было в моих силах. Если ты не забыла, я добился того, чтобы ее перевели из Ивановской колонии в Вольск, и это накануне ее освобождения! Ты же сама настаивала на этом. Потому что в Вольске, в Видимской колонии сидит твоя «мама Клава»…
– Она не моя.
– Да какая разница, ну, она мать твоей подруги, Катрин. Ты же этой «маме Клаве» и деньги на зону через дочку передала, и она должна была все сделать… Кто мог предположить, что эта «мама Клава» помрет от перитонита? К тому же ты прекрасно знаешь, что за Тамарой в Иваново хорошо приглядывали, я узнавал. Ее и подкармливали, и деньги присылали, она была под защитой. Думаю, все это для нее делал кто-то из близких. Может, мать… Ты говорила, что ее муж сейчас хорошо зарабатывает, картины в Германии продает…
– Мать? Хватит! Надо было все узнать! Кто, что?
– Послушай, я вот лично рад, что все так получилось, и твоя «мама Клава» копыта откинула. Что ты прицепилась к этой Тамаре, пора бы уже остановиться и оставить их в покое. Живи своей жизнью!
Наши разговоры кружились на одном месте. Он убеждал меня забыть о Грише и оставить в покое Тамару. Я же требовала от него невозможного – помочь мне вернуть любимого.
– Хорошо, раз уж ты так хочешь… – Я подошла к нему, легла, закрыла глаза.
– Дура ты, вот что я тебе скажу. И помогать тебе больше не буду. У тебя совсем крышу снесло. Говорю тебе – уходи от мужа, забирай детей, я куплю дом, и заживем. Никто не знает тебя лучше, чем я. Обещаю тебе – никогда не вспомню всех тех глупостей, что ты натворила… Забудем прошлое, и все!
– Я понимаю, что ты хочешь мне сказать, такие слова произносят все негодяи в плохих мелодрамах… Что ты взял меня с улицы, отмыл, сделал человеком и все такое… Но тебе это ничего не стоило. Совсем. Больше того, ты, у которого руки по локоть в крови, решил выслужиться перед небесами… Что тебе стоило посадить меня тогда в машину и привезти к себе домой? Ну, дал ты мне свою пижаму, ну накормил, привел доктора, который подлечил меня. А что потом? Ты помнишь, что было потом?
– Тебе пора. Одевайся.
Вик встал. Все прежние желания его пропали. Он хотел только одного, я знала это по опыту: чашку горячего кофе. И сигарету.