Девушка полночи

Люция курила какое-то время, но все-таки ее укололо чувство вины. Дело было не в Масальском, а в Староне. Сигарета стала невкусной. Она подошла к окну и выставила горящую сигарету на улицу, чтобы дым не шел в помещение. Она чувствовала себя нашкодившей школьницей. В те времена у них еще был дом в Картузах и она, прячась на чердаке, курила заграничные сигареты матери. Часы пробили одиннадцать. В плебании господствовала тишина. Люция в очередной раз набрала номер, но никто не ответил. Тем не менее связь была, автоответчик включился только после нескольких гудков. Вот и хорошо. Ее звонки должны были сохраниться в пропущенных. Она приблизила ухо к двери, но не услышала ничего, кроме собственного учащенного дыхания. Вынув из волос шпильку, разогнула ее и сунула в замочную скважину. Все заняло больше времени, чем обычно, так как она давно уже не делала этого, но в конце концов язычок попал в западню и замок открылся. Свобода. На этот раз она не сбежала, чего опасался викарий. Ровным шагом Люция направилась в кабинет ксендза.

Она приготовилась к серьезному разговору. Вынула из тайника патроны, деревянный пистолет и материалы об Игле. Находясь в кабинете, она уже не стеснялась, поэтому выкурила почти целую пачку «кэмела». Люция провела там всю ночь, почти до четырех утра, подремывая в одежде на диване, накрытая только тонким пледом, потому что не хотела, чтобы Масальский услышал шаги, ведь ее комната находилась как раз рядом с его спальней.

Но ксендз Старонь больше не вернулся на Стоги. Ни в тот день, ни на следующий, никогда. Неожиданно исчезла Тамара. Люция, кроме того первого вечера, больше ее не видела, не обменялась с ней и парой слов.

Во второй половине дня вместе с несколькими чиновничками из курии приехал какой-то старикан, которого Люция видела когда-то по телевизору «в пурпуре». Гжегож Масальский распластался перед ним, как сладкий блин. Епископ позволил ему поцеловать свой огромный перстень, погладил попика по голове, благословляя, после чего переступил порог скромной плебании, как царь в окружении свиты. Он съел двойную порцию тефтелей, похвалил пирог с маком и освободил Люцию от ее обязанностей.

– Вы больше не понадобитесь. Спаси Господи.

Когда она уходила, толпа людей заполнила домик. Казалось, что он вот-вот начнет трещать по швам. Беспрерывно кто-то входил и выходил. Выносили и вносили какие-то вещи. В бывшей комнате Люции засела сорокалетняя дама, похожая на сову. Люция сразу догадалась, что эта старая дева выполняет в церкви функцию контролера Верховной контрольной палаты. Из-под бурой длинной юбки выглядывали слоновьи щиколотки панны. Пепельный свитер тщательно скрывал женские округлости. Волосы – конечно, серые и бесформенные – были покрыты платком, как ни странно, цветным. Дама сначала надела фартук и взялась за уборку в доме, а потом потребовала книгу записей и все финансовые документы, которые намеревалась изучить. Люция в течение нескольких минут собрала свое имущество и папку Буля. Когда она поняла, что все вещи ксендза Мартина куда-то вывозят, без колебаний забрала все, что нашла ранее в кабинете, и забросила в свой пакет. Подумав, она прихватила также и кассету «Роз Европы». У Люции не было магнитофона, чтобы прослушать кассету, но раз уж она лежала вместе с документами, то должна была иметь какое-то значение.

Она ушла, как и появилась, в кроссовках и спортивном костюме. Никто даже не спросил ее, есть ли у нее куда пойти. Машин с мигалками или кого-либо, прибывшего, чтобы арестовать ее, она тоже не наблюдала. Отмечаться в участке ей нужно было только через несколько дней. К тете она не поедет. Старушка и так из-за нее натерпелась. Люция шумно вдохнула через нос. Свобода пахнет весной и пирогом с маком, кусок которого ей дал на дорогу довольный собой викарий. На посошок он также вручил ей вознаграждение за труды – целых пятьдесят злотых жертвенной мелочью. Она приняла милостыню, хватит на три пачки сигарет.

– Эй, что происходит? – конфиденциально шепнула она, притворяясь доброй подружкой.

– Я не уполномочен отвечать на подобные вопросы, – последовал ответ.

– А Тамара? Ты же знаешь…

– Вы же знаете, – поправил он ее. – Или святой отец. Тебе следует так ко мне обращаться. Мы не приятели.

Ланге онемела. Она не выпустила изо рта поток проклятий только потому, что не могла оправиться от шока.

– Прошу передать пани Кристине, что деньги за последнюю стирку она получит банковским переводом.

– Каким еще переводом?

– Мы дадим знать, если нам потребуется ее помощь. Но желательно, чтобы ни она, ни вы больше никогда здесь не появлялись. Так будет лучше и для вас и для нас, – отчеканил он.

– Давай-давай, – бросила она на прощание. – Я-то уж точно не приду, а насчет тети – это ксендз Мартин решит.