Пауль выразительно посмотрел на Альфонса, тот слегка поклонился Мари и, прежде чем сесть, пробурчал что-то вроде «разрешите». Мари ответила скромной улыбкой и слегка кивнула.
– Десять минут? Легко успеем!
До чего же легким был Пауль. Как непринужденно спрашивал, где нужная платформа, как уверенно шел между бело-серых клубов пара, отыскивая правильное купе. Ничто не могло его выбить из колеи, поездка, очевидно, доставляла ему удовольствие. Мари же с трудом удавалось скрывать свою нервозность. Все было чужим – начиная с одежды, в которую ее нарядили, и до роскошного купе, в котором она не смела сделать лишнее движение, боясь испачкать бархатное сиденье. Но прежде всего ее тяготила ответственность, тяжелым грузом лежавшая на ее плечах.
– Ты ведь привезешь мне мою Китти? – рано утром сказала на прощание госпожа Алисия. – Я целиком и полностью полагаюсь на тебя, дорогая Мари. Господь воздаст тебе, девочка.
Что, если Китти откажется? Из ее письма следовало, что она зовет к себе Мари надолго. И, вероятно, не будет в восторге от приезда подруги в сопровождении брата и поклонника, которые намерены вернуть ее домой.
– Ты такая серьезная, – заметил Пауль, занявший место рядом с Мари.
Она заставила себя улыбнуться и объяснила это легкой усталостью.
– Ты переживаешь, верно?
Она кивнула. Конечно, он понимал ее состояние. Он был наблюдательным и понимал, что творится в ее душе.
– Ты не одна, Мари. – Он тихо коснулся ее руки. – Мы – я и Альфонс – рядом. Хоть моя сестра и крепкий орешек, мы убедим ее.
Она посмотрела на него: впервые в жизни она почувствовала, что не одна. Что рядом надежный человек. Защитник. Пусть даже на несколько дней, до тех пор, пока они не найдут Китти и не вернутся домой. Это было необыкновенное ощущение.
Дальнейшие разговоры были прерваны пассажирами, занимавшими места по соседству. Обменивались любезностями, один господин спрятался за страницами раскрытой «Альгемайне Цайтунг», пожилая дама уставилась на Мари и в конце концов поинтересовалась, где та покупала ткань для костюма.
– Это индийский шелк-сырец, госпожа.
На даме была черная широкополая шляпа, украшенная искусственными розами и перьями цапли. До самого Мюнхена дама сидела очень прямо на краешке сиденья, чтобы дорогие аксессуары не касались стенки купе.
По прибытии в Мюнхен в вагоне начался хаос. Пассажиры перекрывали друг другу выход, стояла ругань, чемоданы и сумки отпихивали, освобождая проход, повсюду слышались требования позвать «дежурного». Мари во всем слушалась Пауля, он был половчее Альфонса. Пока Альфонс, отдуваясь и бранясь, стоял на перроне, Пауль сумел найти двух носильщиков.
– Сюда. Вон там поезд, локомотив уже под парами!
– Проклятье! – причитал Альфонс, переходя на бег.
Но десяти минут на удивление хватило: когда молодые люди, еле дыша, прибежали к поезду, у носильщиков еще осталось время на то, чтобы спокойно уложить чемоданы в багажную сетку.
– Теперь можно ехать в полном покое, – удовлетворенно выдохнул Пауль, пока Альфонс вытирал себе лоб платком с монограммой.
– Надо было брать спальный, – проворчал он. – А так ехать всю ночь не очень удобно.
Мари понимала, что должна будет провести ночь в маленьком купе в компании двух мужчин. Как же все странно. Но все лучше, чем в спальном вагоне, где, наверное, пришлось бы раздеваться и лежать в ночной рубашке. Интересно, сколько человек помещается в спальном купе? Женщины в нем едут отдельно от мужчин? В их купе, по крайней мере, это не так.
Немного погодя она сидела вместе с Паулем и Альфонсом в вагоне-ресторане, ела омлет с шампиньонами и запивала его минеральной водой. Невероятный день, такое могло только присниться. В самом ли деле она сидела за этим прекрасным, под белой скатертью, столом, обедала, разглядывала проплывающие за окном леса и луга? Пауль занял место напротив, не отрывал от нее глаз и довольно улыбался:
– Тебе нравится? Омлет вкусный? Возьмем на десерт сырную тарелку, французский сыр превосходен.
– Как и красное вино, – добавил Альфонс, который после второго бокала бургундского пребывал в прекрасном настроении.
– Благодарю, – отказалась Мари. – Я предпочитаю минеральную воду, а вместо сыра хотела бы выпить кофе.
– Кельнер![21]
Сырную тарелку, два бургундского и кофе для дамы, – немедленно попросил Пауль.С тех пор, как они сели в экспресс, Альфонс пристально разглядывал Мари, часто скользил взглядом и по Паулю, и Мари понимала, что Альфонс размышлял. Он не мог взять в толк, почему его друг Пауль обращался с камеристкой своей сестры как с благородной дамой. Понятно, что воспитанный молодой человек вежлив и с прислугой, но не до такой степени. Камеристке не помогали подняться по ступенькам в вагон и не приглашали в вагоне-ресторане за один стол. Возможно, Альфонс и намеревался улучить момент и спросить Пауля, однако после обильной еды и вина его потянуло в сон. Вернувшись в купе, он объяснил свои попутчикам, что полночи не спал, сложил руки на животе и уснул. Вскоре послышался легкий храп в унисон к грохоту и стуку едущего поезда.
– Ра-тата… хррр… ра-тата… хррр…