Девушка с характером

Мари распахнула пальто, расстегнула блузу, стянула с плеча рубашку и увидела, что плечо действительно распухло.

– Ай!

– Нужно хорошо втереть, иначе не поможет. Ты храбрая девочка, потерпи немного, зато ночь проспишь спокойно, а назавтра уже ничего не почувствуешь.

Она уже ничего не чувствовала, кроме адской боли. Несколько раз порывалась вскочить и убежать, но не хотела опозориться, поэтому сидела тихо.

– Так, – наконец промурлыкал старик и отодвинулся от Мари, чтобы снять со стола кота. – Теперь быстро одевайся, чтобы плечо не остыло. Вот увидишь, это и правда чудодейственный бальзам. Все как рукой снимет.

Минка чихнул и сердито наблюдал, как хозяин закрывает бутылочку с вожделенным снадобьем. Мари оделась, плечо горело огнем. Что за чертово зелье? Как теперь объяснять обитателям виллы этот странный запах?

– Пахнет, как на конюшне, – нахмурилась Мари. – Почему так?

Садовник усмехнулся и постучал по пробке от бутылки. Он подтвердил, что из конюшни там тоже кое-что есть. Его старый знакомый держал лошадей. У господина Мельцера у самого четыре лошадки – гнедая кобыла и три мерина.

– До того, как купить автомобили, он всегда выезжал на коляске. В те времена так было быстрее, и потом, лошадь сговорчивее машины. Я часто его отвозил, директора-то.

Оказывается, Блиферт и кучером служил. Мари осторожно подвигала горящим плечом, и действительно – боли не было. Старик усадил кота на колени и чесал ему за ушами.

– Господин директор, бывало, много ездил, даже вечерами отправлялся в город, и мне часто подолгу приходилось его ждать…

Вероятно, мысли Мари были написаны у нее на лице, потому что Блиферт сразу же добавил, что было это до женитьбы директора Мельцера. После свадьбы Блиферт уже возил молодую жену за покупками или в гости к подругам.

– Как бывает у богатых дам, – сказал садовник. – Моя Эрна не больно разъезжала, все с детьми, в саду и в доме тоже дел было много.

Мари вежливо кивнула и уже хотела поблагодарить и распрощаться, но Блиферт заговорил снова:

– Вечером Мельцеров часто звали в гости, я их отвозил в разные благородные дома и сидел в пивной ждал. Помню пивную «Под зеленой кроной». Там было приятно, неплохое пиво, вот только хозяйка сволочь…

Что он сказал? «Под зеленой кроной»? Наверное, что-то перепутал, поскольку вблизи пивной не было благородных домов.

– Вы бывали в «Зеленой кроне»?

Он кивнул, сдвинул кепку на затылок, а затем снова на лоб. При этом говорил какую-то ерунду – видимо, потихоньку впадал в детство.

– Директор Мельцер навещал там женщину по имени Луиза Хофгартнер, не так ли? – допытывалась Мари.

Садовник посмотрел мутными глазами и кивнул. Да, мол, так ее и звали, эту художницу или что-то такое:

– Святой Франциск, что за дикая женщина, от нее сбежал бы сам Вельзевул.

– Почему же? – Мари задели его слова.

– Ну как… – проворчал Блиферт и основательно почесал себе затылок. – Ругались они, господин Мельцер и художница. Да так громко, что слышно было внизу, в кабаке. Мне перед людьми стыдно было, господин директор так орал, что все вокруг смеялись. Потом спустился и позвал меня, таким злым я его ни разу не видел. Весь красный, как будто его вот-вот удар хватит…

Да, история и правда отдавала какой-то дикостью. Ну хорошо, мать не могла платить по долгам, это было неприятно. Но вообще-то предсказуемо. Отчего же Мельцер так взъярился?

– Потому что бумаги ему были нужны, – продолжал Блиферт.

Что такое он говорит? Это что-то новенькое.

– Какие бумаги?

Старик пожал плечами и глубоко вздохнул. Кот Минка перестал урчать, встал и на негнущихся лапах направился к своей подушке.

– Бумаги. Рисунки. Они были очень важны для директора Мельцера. Думаю, что-то связано со станками на фабрике.

– Рисунки станков? Их он требовал от Луизы Хофгартнер?

– Да, чертежи, на которых видно, как станок устроен изнутри. Директор много денег за них предлагал. Но она, эта сумасшедшая, их не отдала.

– Почему не отдала?

– Господин директор сказал, что просто из злобы.

Мари помолчала. Правду ли говорил пожилой человек? Если у ее матери действительно хранились чертежи, то достались они ей только от Якоба Буркарда. Ведь и пастор говорил, что все станки на фабрике Мельцера были сконструированы и построены господином Буркардом. Но почему же мать не продала Мельцеру бумаги? Она ведь нуждалась в деньгах.

Одно было ясно. Если старый садовник говорил правду, значит, директор Мельцер лгал. Он не продавал мебель ее матери, чтобы помочь ей. Он заложил ее вещи и шантажировал. Но почему было не отдать ему чертежи?

– Но я заговорился. – Старик быстро встал. – А нам еще распиливать гнилой сук и укладывать в поленницу. И где носит Густава?

Было понятно, что старик хочет закончить неудобный разговор. Он доверительно склонился к Мари и сообщил, что внук, кажется, сходит с ума по этой горничной. Адель, кажется. Или Анна-Мария.

– Вы имеете в виду Августу? Но она ведь беременна.

Садовник усмехнулся. Как раз это Густаву, наверное, и нравилось. Дед уже дважды заставал его возле черного входа с этой Августой, не ожидал он такого от своего простодушного мальчишки…