Девушка с характером

Иоганн Мельцер закашлялся и снова попросил воды, он сидел перед сыном пыхтя и хватая воздух.

– Не дотронулся? Как не дотронулся? Если мне не изменяет память, раньше ты не был таким сдержанным.

Пауль подтвердил. Но с Мари по-другому, почему – он не мог объяснить, но продиктовано это было уважением. И любовью.

– С любовью, – повторил Иоганн Мельцер. – А она? Она тоже влюблена? Или ты ей теперь безразличен?

– Я не знаю, – глухо проговорил Пауль. – Было время, мне казалось, она чувствует ко мне что-то. Но потом…

– Что потом?

Пауль сомневался, рассказывать ли. Отец еще чего доброго опять разволнуется и получит второй удар. С другой стороны, он хотел говорить о своей любви.

– Потом все закончилось не начавшись. Я сделал ей предложение, она его отвергла со словами, что хозяин не может жениться на камеристке.

Отец вдруг заохал. Пауль в испуге вскочил, хотел бежать звать врача, но остановился, когда Иоганн протянул к нему руку.

– Ты… ты… сделал… предложение? – выдавил он из себя и снова принялся охать. – Но это же великолепно. Она… сказала… нет?

До Пауля дошло, что отец смеется. Он смеялся над сыном, которому камеристка Мари дала от ворот поворот. Ну что ж, хорошо, конечно, что он так развеселился.

– Послушай, Пауль! – Иоганн взял сына за плечо. – Она мне нравится, твоя Мари. Любит она тебя или нет – неважно. Я хочу, чтобы ты на ней женился. – С этими словами Мельцер-старший откинулся на подушки и устало закрыл глаза. Пауль смотрел на него и думал, не сошел ли отец с ума.

– Пойми же, – пробормотал он. – Это мой последний шанс получить прощение. Несправедливость, которую я сотворил, будет исправлена тобой. Поговори с ней, прошу…

Пауль пообещал – что он мог сделать? Он должен был найти Мари, пусть для этого придется всю ночь бродить по городу. При мысли, что она могла сесть в поезд, у него становилось темно перед глазами.

53

Утреннее солнце мерцало сквозь кружево листвы буков и кленов, его лучи падали на старые камни, высвечивая кварцевую крошку. Птицы щебетали в ветвях, прыгали по клумбам, беззастенчиво скакали по вытянутой руке надгробного ангела. В этот час на кладбище Херманфридхоф было ясно и тихо – ни вздохи, ни слезы не нарушали покой усопших, только зяблики, воробьи да синицы пели свои хлопотливые песни.

– Это здесь.

Его преподобие Лейтвин указал на маленькую могилку на перекрестье дорожек, наполовину скрытую роскошной усыпальницей патрицианских семей Аугсбурга. Между могилами и дорогой была узкая полоска земли, слишком узкая для захоронения семьи и даже одного человека.

Мари медленно подошла ближе, рассмотрела прямоугольный мраморный бордюр, три бегонии, кустик незабудок, усы плюща, обвивающие серый камень. Буквы почернели от влаги и почти не читались.

Здесь покоится

ЯКОБ БУРКАРД,

конструктор

28.2.1857-29.1.1895

Отец. Ей не довелось с ним познакомиться, но она может хотя бы постоять у его могилы. Это было горестно, но одновременно приносило избавление. Вещи обрели порядок, все вопросы и сомнения остались в прошлом – здесь лежал ее отец, здесь он обрел свой вечный покой. Она тихо плакала и чувствовала, как тоска понемногу отступает.

Лейтвин стоял молча, не мешал и не пытался утешить. Только когда она наклонилась к могиле положить розы, которые принесла с собой, пастор прервал молчание:

– Господин Мельцер делал ежегодные пожертвования администрации кладбища. Могила, как видишь, ухожена.

Мари разложила розы и не ответила. Разумеется, господин Мельцер не скупился, жертвовал и на сиротский приют – мог себе позволить. Но привел ли он на могилу Якоба Буркарда его дочь? Наоборот – старался держать ее подальше.

– Знаю, что не бог весть. – Лейтвин правильно истолковал молчание Мари. – Но это свидетельствует о том, что совесть на него давила. Он любил твоего отца, и эта смерть подкосила директора.

Мари была далека от того, чтобы сочувствовать Иоганну Мельцеру. Он исповедовался лишь перед лицом приближающейся смерти, поскольку боялся вечного проклятия за свои грехи. Возможно, Лейтвин немного помог, объяснил, что покаянное признание нужно делать в присутствии Пауля и Мари.

Понять священника было не так легко, но Мари для себя решила, что ему важна не только небесная, но и земная справедливость. Именно поэтому и обратилась к нему в минуту отчаяния, и он предоставил ей убежище, отдал одну из чердачных каморок в своем доме, чтобы она спокойно могла там подумать и прийти в себя. Два дня и две ночи она провела в одиночестве, только время от времени экономка стучала в дверь и в своей грубоватой манере говорила, что принесла поесть. Она была странным человеком, резким, отталкивающим, всегда казалось, что ей мешаешь. И все же она добросовестно три раза в день приносила Мари полный поднос еды.

– Господи, даруй усопшему вечный покой и воздай ему за добрые дела в Судный день, когда праведники воскреснут во Иисусе Христе. Аминь, – произнес над могилой его преподобие.

Мари поднялась с колен, сложила руки, пока Лейтвин молился за ее отца, которого сам же и похоронил здесь девятнадцать лет назад.

– А моя мать? – спросила она потом. – Она тоже похоронена здесь?