– Любовь – огонь, Мари. Пламя до небес, поглощающее все и вся. Мы сами сгораем и, как Феникс, восстаем из пепла в блаженном единении с любимым. – От этих рассуждений Катарины Мари не на шутку испугалась, но фрейлейн была абсолютно ими захвачена и утверждала, что только так и можно познать любовь во всей ее силе и глубине. Остальное – суета. – Принеси мне бумагу и перо. И свежего кофе, будь добра. Ах да, и, пожалуйста, булочку с земляничным вареньем… А потом ты на некоторое время свободна, моя милая Мари. Боже, уже почти полдень. Я проспала полдня, возможно ли…
В кухне Мари застала Августу и Эльзу, они пили кофе с молоком и взяли себе полчасика на отдых от перестановки в комнатах. Повариха была занята обедом для господ, который оно сооружала из остатков еды после вчерашнего буфета.
– Фрейлейн желает кофе? Сейчас? Сделай сама, Мари. У меня дела.
– Сделаю.
– Просто беда. Все приходится самой делать! – Повариха все еще не свыклась с тем, что ее лишили Мари. Ладно бы наняли другую помощницу, да где там. – У Брунненмайер крепкая хребтина, она справится без помощников – небось, так они думают!
Она замолчала, когда фрейлейн Шмальцлер явилась в кухню, а она такие разговоры не любила. Но экономка только спросила насчет Роберта.
– Он в винном погребе, делает опись.
– Эльза, сбегай и позови его сюда. Он должен отвезти госпожу на фабрику.
– На фабрику?
В кухне повисло недоумение. Что госпоже нужно на фабрике? Когда она была там последний раз? Больше года назад на тридцатилетии со дня основания. И то на какой-нибудь часок, она не переносила шум и запах машинного масла.
Шмальцлер не стала объяснять и лишь заметила, что это срочно. Августу она послала в холл, чтобы подать пальто и шляпу госпоже, которая уже там. Вслед за этим она удалилась, оставив прислугу наедине со своими мыслями.
– Не дай бог что случилось, – прошептала Мари.
– Может, у господина директора случился удар, – предположила Августа. – Так бывает, если столько работать. Он ведь уже немолодой, прошлой весной шестидесятилетие отпраздновали.
– Закрой рот! – прошипела на нее повариха.
– Я только хотела…
Августа тяжело поднялась, чтобы идти в холл, но тут явилась Мария Йордан и объявила, что госпожа уже в машине.
– Как? Без пальто и шляпы?
– Ну неужели! – огрызнулась Йордан. – Разумеется, я подала ей шубу и черную шляпу. В конце концов, это входит в мои обязанности.
Августа пожала плечами. С тех пор, как Мари стала камеристкой, Йордан жила в постоянном страхе, оказаться ненужной. Тем больше она демонстрировала свой опыт и хвасталась доверием, которое оказывала ей госпожа.
– Кто-нибудь вообще знает, что случилось? – спросила она всех.
– Смертельный случай? – предположила падкая на сенсации Августа.
– Вполне возможно!
– Я так и знала! Дева Мария, только бы не господин директор.
Йордан напустила на себя таинственности и сообщила, что с фабрики был звонок, ответила на него госпожа Алисия.
– Я еще никогда не видела ее в таком состоянии. Белая как мел и держалась за грудь.
– Не приведи господь, – прошептала Эльза.
– От вас не дождешься, Мария, – неодобрительно заметила повариха. – Хватит уже рассусоливать! Кто звонил?
– В общем, звонил господин директор.
Раздался общий вздох облегчения. То есть директор Мельцер жив. К разочарованию Августы.
– Да, и? Что в его звонке было такого?
Йордан встала налить себе кофе. Она делала это не торопясь, наслаждаясь напряженным молчанием в кухне.
– Господин сообщил, что они с господином Мельцером-младшим не приедут домой к обеду, – произнесла она и шумно отхлебнула горячий кофе.
Все присутствующие обменялись взглядами. Камеристка издевается? С чего госпожа после такого звонка, какие бывали каждый день, испытала настоящий шок? Мария Йордан поняла, что пора уже сказать как есть.
– Они не могут приехать, потому что на фабрике случилось несчастье. Молодой господин в больнице…
– Молодой господин? Он умер, что ли? – невозмутимо поинтересовалась Августа.
– Никто не знает, – мрачно подала голос Йордан. – Но если его увезли в больницу, то надежда еще есть.
– Разумеется. Иначе его бы сразу в морг увезли…
– Известно, как это случилось?
– Ужасно. Машиной раздавило.
– Пресвятые Мария и Йозеф!
– Наверное, все кости ему переломало…
– В конце концов и череп треснул…
– Разве я не предсказывала, что случится несчастье? Никто из вас мне верить не хотел. И вот оно!
У Мари закружилась голова. Она смотрела, то на одну, то на другую, слышала слова, но не понимала, кто говорит. Что-то в ней сопротивлялось верить в самое плохое, но одновременно перед глазами всплывали жуткие картины. Пауль весь в крови, машина ходит ходуном и шипит. Пауль отчаянно пытается выбраться, сопротивляется твердому металлу, который неумолимо, сантиметр за сантиметром, приближается к его телу. Ни один человек не способен силой мышц остановить железного монстра. Почему ему никто не помог? Где были все рабочие? И как можно быть столь легкомысленным?