Девушка с Легар-стрит

Оставив дверь приоткрытой – лишь с той целью, чтобы он, выйдя ко мне, понял, каким образом я попала к нему в квартиру, – я прошла в зону гостиной, стараясь при этом не выносить критических суждений по поводу царившего здесь беспорядка и ничего не убирать. Мой взгляд остановился на стеклянном обеденном столе. Железные подсвечники и центральная ваза с него были убраны – вернее, изгнаны в угол гостиной, – зато теперь на столе высились стопки книг и были разложены, причем явно в некоем порядке, фотографии. Решив, что, раз они лежат на столе, значит, я имею полное право взглянуть на них, я подошла ближе.

Обойдя стол, чтобы лучше рассмотреть снимки, я несколько секунд растерянно смотрела на них, прежде чем до меня дошло, что это такое. Судя по всему, это были те самые фотографии могилы моей бабушки, которые Джек сделал в тот день, когда мы втроем – он, Ребекка и я – ездили на кладбище Святого Филиппа. Увеличив каждое фото, он потом обрезал его так, чтобы каждое слово было выделено в свою собственную прямоугольную картинку. Я пристально всмотрелась в них, пытаясь разглядеть что-то новое или значимое, но так и не смогла.

Затем я посмотрела на последний ряд снимков. На сей раз это были не снимки надгробия, а витражного окна с внешней его стороны, причем сделанные как раз в тот момент, когда солнце высвечивало потайную картинку. Части этой картинки также были изображены на отдельных фотоснимках.

Я узнала те ее части, на которых был резной нос корабля, дом и дуб. Но Джек также сфотографировал странную виньетку, которая шла по периметру всего окна. По отдельности сфотографировав ее разные части, он затем выложил фрагменты в том порядке, в каком они были расположены на окне. Внимательно посмотрев на картинки, я заметила, что некоторые из, казалось бы, разрозненных штрихов были толще и больше других. Интересно, заметил ли это Джек, а если заметил, то что, по его мнению, это значило?

Затем я прошла к другому концу обеденного стола, где стопкой были сложены книги, причем некоторые из них были положены друг на дружку раскрытыми. Я посмотрела на заголовки, вздрогнув, поняла, что все они, так или иначе, связаны с кораблями, кораблекрушениями и морской историей южной части Соединенных Штатов. Взяв из стопки верхнюю книгу, я пробежала глазами открытую страницу. В самом низу желтым маркером были отмечены три абзаца. Поднеся книгу к самому носу и прищурившись, чтобы ее рассмотреть, я трижды перечитала выделенные абзацы – просто затем, чтобы убедиться, что я все правильно поняла.

Весь абзац касался таинственного исчезновения в хорошую погоду британской шхуны, шедшей в 1785 году из Чарльстона в Бостон. В последний раз ее видели пятнадцатого июля у острова Джонс. Больше никаких известий ни о судьбе пассажиров, ни о судьбе экипажа не поступало.

Я прижала руку к груди. Сердце билось с такой силой, что его стук, казалось, эхом отдавался в пустой комнате. Кэтрин.

Кэтрин, любимая девушка Вильгельма, погибла в июле 1785 года. Я помнила эту дату, потому что это был мой день рождения – пятнадцатое июля. Я вспомнила, что говорил о ней Вильгельм – о том, как она умерла. Она утонула. Я не знал, что она на том корабле. Я не знал и потому не спас ее.

Я перелистала книгу назад и прочла заголовок. Пираты Земли. Корабельные мародеры юго-восточного побережья Соединенных Штатов в восемнадцатом-девятнадцатом веках

.

Внезапно меня отвлек звук, донесшийся из спальни Джека, – тихий гортанный смешок, совершенно непохожий на его обычный смех. Я сделала шаг к спальне и в этот момент заметила женские туфли-лодочки на высоком каблуке-шпильке, пару чулок и сумочку, и все это, словно дорожка из хлебных крошек, вело к двери спальни.

Розовая лакированная сумочка была мне хорошо знакома. В следующее мгновение дверная ручка повернулась, дверь открылась, и передо мной предстала Ребекка Эджертон, одетая лишь в клетчатую рубашку Джека.

Похоже, она была удивлена не меньше меня, однако пришла в себя гораздо быстрее. Пока я стояла, разинув рот и пытаясь придумать, что мне сказать, она подняла с пола одежду и прокурорским тоном спросила меня:

– Что вы здесь делаете?

Я хотела задать ей тот же вопрос, но поскольку ни она, ни я, по большому счету, не имели на это права, то я воздержалась. Впрочем, отвечать ей я тоже не стала. Вместо этого я шагнула вперед, объятая яростью не только по причине ее подлости, но и потому, что она вышла из спальни Джека в одной только его рубашке.

– Ты не имеешь права задавать мне такие вопросы! – воскликнула я, тыча в нее пальцем. – Это ты должна ответить мне… причем ответить еще и на другие вопросы. Например, как давно тебе известно, что ты приходишься родственницей Крэндаллам из Мимоза-Холла и той девушке на портрете? Мне пока неизвестно, почему ты решила утаить от меня этот факт, но ничего, я непременно это узнаю. И я хочу знать, почему ты выбрала для своих игр мою мать и меня?