Девушка с Легар-стрит

– Не ходи туда, пап.

– Но…

– Не надо, пап. И если ты собираешься пойти туда и расстроить ее еще больше, то лучше останься здесь. По-моему, сорок лет спустя тебе пора обрести толику мудрости. Выйти на шаг из твоего мирка. Почему-то ты вбил себе в голову, будто мы с матерью только тем и заняты, что все время придумываем, как бы тебе насолить. Перестань хотя бы на мгновение так думать, и ты обнаружишь, что жизнь – это не просто черно-белая картинка.

Мы в упор посмотрели друг на друга, оба удивленные тем, что я вообще заговорила, тем более в защиту моей матери, а заодно на одном дыхании призналась, что я экстрасенс.

– Хорошо, – сказал он. – Я не скажу и не сделаю ничего такого, что может ее расстроить.

Я кивнула. Его позиция «ничего не спрашивай и ничего не говори сам» была не чем иным, как перемирием.

– Спасибо, – поблагодарила я. – И не надо… – Я умолкла, подыскивая слова, но затем сдалась: – Не оставляй ее одну.

Отец посмотрел на меня исподлобья, и я увидела, что он пытается не спорить со мной.

– Я останусь с ней.

– Отлично. Я вернусь около пяти.

Отец вошел в дом. Я же не могла избавиться от чувства, что оставляю льва присматривать за ягненком. Но я знала: он позаботится о ней, а если понадобится, то и защитит. Кто бы ни преследовал меня, этот некто пока не трогает мою мать. Впрочем, мой опыт общения с мертвыми подсказывал мне, что они мало чем отличаются от нас, живых людей; а именно, как и мы, они способны на непредсказуемые поступки.

Выйдя из сада на дорожку, я обернулась на дом и поняла, что солнце стоит в нужной точке. Прищурив от слепящего света глаза, я внимательно рассмотрела витраж и окончательно убедилась в том, что это действительно оптическая иллюзия, картинка, состоящая одновременно из двух совершенно разных изображений. Одно было видно сразу, второе проступало, только если долго на него смотреть.

На первый взгляд это были случайные цветовые пятна и штрихи, но стоило мне прищуриться, как на стекле проступило изображение карты, которую я видела на фотографии: большой дом, водоем со странной головой ангела, стоящие на газоне фигуры. Но теперь, когда солнечные лучи упали прямо на стекло, стали четко видны все тонкие линии, которые невозможно было увидеть без солнечного света.

Щурясь и ругая себя за то, что не взяла очки, я попыталась понять, зачем была добавлена рамка из этих странных штрихов, какую функцию они выполняли, но так ничего и не поняла. Нужно поговорить с Ребеккой, подумала я, узнать, повезло ли ей найти какие-либо документы об этом окне. С другой стороны, я не решалась ей позвонить. То, что моя мать, взяв в руки дневник, увидела ее, стало шоком для нас обеих и только породило больше вопросов и еще меньше ответов. Кроме того, помнится, Ребекка говорила мне, что у нее есть срочные дела, и она сможет увидеть Ивонну не раньше следующей недели.

Выудив из сумочки телефон, я сфотографировала окно крупным планом, аккуратно вернула телефон на место, распахнула ворота и шагнула на тротуар, мысленно прокручивая пункты, которые мне нужно обсудить с Ивонной. Внезапно мне показалось, будто я услышала детский плач. Я замерла на месте и, наклонив голову, прислушалась. Сначала он прозвучал совсем тихо, так тихо, что я решила, что ослышалась.

Но он повторился снова, на этот раз громче, и явно доносился из дома. Я посмотрела на парадную дверь, ожидая увидеть там ребенка, но крыльцо было пустым. Плач сменился тихим мяуканьем, и мне очень хотелось верить, что это просто плакал потерявшийся в траве котенок. Но я узнала этот звук. Я знала его с детства, с того момента, когда моя мать была в больнице и как он будил меня по ночам, и я была вынуждена рассказать о нем матери.

Звук прекратился, по крайней мере, на одну ночь. Я до сих пор помню, как хорошо я спала тогда впервые за долгое время. Затем на следующий день моя мать ушла, и отец забрал меня из дома, как я думала, навсегда, и долгие годы желала, чтобы так оно и было.

Чувствуя, как кто-то или что-то наблюдает за мной, я заставила себя шагать дальше и не оглядываться. Я потянулась было за телефоном, чтобы позвонить Джеку и рассказать ему о том, что произошло, как делала это не один десяток раз, но моя рука замерла на полпути к моей сумочке. Когда я дошла до своей машины, телефон, словно заколдованный, зазвонил сам. Чтобы найти его, я в итоге вытряхнула все содержимое сумки на капот, прежде чем поняла, что он аккуратно застрял во внутреннем кармане, где был всегда.

Выхватив телефон из сумки, я в предвкушении открыла его. Увы, предвкушение мгновенно улетучилось, стоило мне увидеть, что на экране высветилось имя Марка Лонго. Вот уже несколько недель мы с ним играли в телефонные догонялки, пытаясь договориться о встрече, но его не было в городе, я же не горела желанием перезванивать ему. Но теперь мои мысли обратились к Джеку, который, похоже, больше не желал иметь со мной ничего общего – не могу сказать, чтобы я винила его, после того, что я наговорила ему, – но мне было жутко одиноко. И, как заметил Джек, отношения с призраком не считаются отношениями.