Девушка с секретом

Джон отхлебнул из баночки пива и принялся подробно описывать весь ход следствия, который провел его способный «сотрудник». Излазив вдоль и поперек весь город, переговорив с уймой народа, тот пришел к выводу, что кто-то очень сильно заинтересован в том, чтобы поссорить Павла с его покровителем. Причем делает это настолько искусно, что ни у кого не возникло сомнения в том, что дело обстоит именно так, а не иначе. Постепенно выяснилось, что накануне всех поджогов поблизости крутилась какая-то красотка, которая задавала много вопросов. Но каждый опрошенный описывал ее по-разному. В одном случае это была блондинка, в другом — жгучая брюнетка, а в последний раз это была рыжая раскрашенная шлюха.

— Когда он мне все это рассказал, я вдруг вспомнил о бабе, про которую писали не так давно газеты. Ну о том…

— Я помню, — задумчиво перебил его Николай Федорович. — Но все это слишком невероятно. Серийные убийцы никогда не полезут в какие-то разборки…

— Если это не хорошо продуманная месть… — хитро прищурился Джон.

— Да?! — прокурор недоверчиво качнул головой. — Тогда у нас могут возникнуть новые проблемы. Вдруг она подстегнет Пашку на непредсказуемые действия. Тебе необходимо с ним встретиться и все обсудить. Я слышал, твоя братва стала его сторониться. Этого допустить нельзя. Поговори с ним… Любой ценой вымани у него кассету.

— Он говорит, что ее у него нет…

— И ты поверил, — фыркнул Николай Федорович. — Он хитер, как лис. Кассета сейчас его единственный козырь, поскольку он думает… Короче, выкупи ее у него, а там посмотрим, что с ним делать…

А тот, кто стал их головной болью, в этот момент пребывал в жарких объятиях любимой женщины. Хрипло выкрикивая слова нежности, он ласкал ее тело, которое за последнее время успело заметно округлиться и приобрести неотразимую женственность.

— Женька, — шептал он, терзая ее жадными губами. — Ты моя!.. Ты только моя!..

Она стонала и всхлипывала от наслаждения, совершенно не заботясь о том, что ее может услышать баба Лиза, которая долго кряхтела, прежде чем уснуть. Все, что для нее имело сейчас значение, — это любимые руки, неистово ласкающие ее набухшие груди и заставляющие забывать о действительности.

— Я люблю тебя, Павлик! — горячо шептала Женька, вливаясь в его мускулистое тело. — Я так тебя люблю!

Пламя свечей в их изголовье колыхалось, отражая причудливые тени. Они неистово переплетались в этом древнем танце любви, порождением которого была страсть…

Ранним утром, зябко кутаясь в старенькую пуховую шаль, Женька провожала Павла до машины.

— Как, ты говоришь, звали твою «подружку» по детскому дому?

— Лариска, — тихо ответила она. — Я ее однажды встретила, когда гуляла с Антоном. Ты знаешь, глаза — как два лезвия…

— Стоило бы поискать ее, — задумчиво качнул головой Павел. — Может быть, во всем этом что-то есть…

Промозглый туман ловко спрятал узкую тропинку, поэтому идти приходилось почти на ощупь. Ухватившись за рукав Пашкиной куртки, Женька семенила за ним следом и пыталась разглядеть в предутренних сумерках выражение его лица.

Фраза, которая вырвалась у него перед выходом из дома, засела занозой у нее в мозгу и не давала покоя.

— Паша, — тихо позвала Женька, когда они подошли к машине. — Почему ты так сказал?

— Что сказал? — буркнул он, старательно пряча глаза.

— Ну… что мы, может быть, в последний раз видимся, — на последних словах голос ей изменил, и она всхлипнула. — Что-то случилось?! Что-то страшное?! Ты не молчи, скажи мне!!!

— Я не люблю женских слез, — предостерегающе поднял он руку.

— Прости, — дрожащими пальчиками Женька промокнула глаза. — Я не хочу, чтобы ты так уезжал…

Судорожно вздохнув, Павел привлек девушку к себе и с силой сжал в объятиях. Тепло ее тела понемногу растопило ледяную стену, которую он упорно пытался воздвигнуть между собой и ею. Уткнувшись в нежную шею, он начал говорить. Слова, срывавшиеся с его языка, давались ему с трудом. За всю свою жизнь он и половины не сказал ни одной женщине, но не сказать их ей он не мог.

Глотая слезы, нескончаемым потоком бежавшие по ее щекам, Женька слушала этого сурового на первый взгляд мужчину и чувствовала, что освобождаясь от гнетущего чувства одиночества, в котором он добровольным изгнанником жил все эти годы, Павел изливает на нее всю силу своей нежности, всю невостребованность любви.

— Что бы ни случилось, запомни это, Женька! — дрожащим от волнения голосом произнес он напоследок. — Я никогда не был так счастлив! Никогда!!!

С трудом оторвавшись от девушки, он впрыгнул в джип и уехал, оставив ее одну под раскидистыми ветвями. Боль сжала ее сердце цепкими лапами, впиваясь все глубже и глубже гнетущим чувством грядущей беды.

— Заходи, дорогой! — радушно раскинул руки Джон, приветствуя гостя.

Павел потоптался на пороге и, подозрительно метнув взгляд в застывших охранников, прошел на середину комнаты. Приветствие его, мягко говоря, озадачило.