Мое экзальтированное настроение оказалось заразительным. Помогая друг другу, все поспешно убрали стол, и затем начались танцы. Мы все танцевали друг с другом чарльстон, танго и фокстрот, а затем Мерлин увлек меня в медленном вальсе.
— Кэти, представь, что мы живем в прошлом, много лет назад, — сказал он, отпуская меня в головокружительный наклон и поймав над самым полом.
— Ты бы вообще заметил меня в своем огромном доме? — Я старалась поддерживать беззаботный тон. — Ты был бы сыном эсквайра, а я — горничной, полирующей серебро или твои ботинки.
— Звучит замечательно, — ухмыльнулся он. — Я бы воспользовался своим более высоким положением.
Я присела в шутливом реверансе, понимая, что происходит и что я по сути подзадориваю его.
— Я полностью прощен? — напористо спросил он.
— Мне нечего было прощать.
— А сейчас?
— Мы же танцуем, — подколола я.
— А теперь, Кэти? — продолжал настаивать он.
Он прервал танец на середине и повел меня вглубь дома. Я еще не ответила на его вопрос, и когда он приблизился ко мне, я не отодвинулась. Он стал нежно целовать мою шею, поднимаясь к лицу. Было просто невероятно, что мы оказались вместе, и я выбросила все остальное из головы. Теперь он мог в любой момент поцеловать меня, и все обернется так, будто ничего никогда не заканчивалось. И главное было в том, что Женевьева этого заслуживала, это правда. Это стало бы моим окончательным реваншем.
Внезапно я увидела свое отражение в зеркале рядом с вешалкой и отпрянула в ужасе. Я никогда еще не выглядела настолько жестокой и бессердечной, в моих глазах загорелись жутковатые огоньки. Я с трудом себя узнала, и осознание этого с гигантской тяжестью опустилось на меня, как кувалда на наковальню. Если Мерлин с такой простотой был способен на это за спиной у Женевьевы, то что это говорило о нем? А обо мне? Я с усилием отстранилась от него и стала поправлять платье, сердясь на саму себя. Да, Женевьева заслуживала этого, но чтобы отомстить, мне требовалось опуститься до ее уровня, а я не желала этого делать.
— Нас нельзя менять, как перчатки, Мерлин, — жестко отрезала я. — Ты не можешь поочередно выбирать одну из нас и бросать другую.
Он схватился рукой за лоб:
— Я не знаю, что на меня нашло. Прости меня.
— Все в порядке, но больше такое не должно повториться, ведь ты теперь с Женевьевой.
Мы не могли смотреть друг другу в лицо.
— Я почти забыл, что ты больше не моя, — выдавил наконец он и ушел.
ГЛАВА
ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Меня высадили из такси прямо перед входной дверью. Вылезать оказалось непросто, потому что узкое платье практически не позволяло вытягивать ногу, не рискуя порвать ткань вновь. Я смогла продержаться на вечеринке до полуночи, после чего всех поблагодарила и ускользнула из дома, отвергнув предложение Мерлина проводить меня и сославшись на снег как оправдание. Мы слишком сильно сблизились снова, и я не хотела, чтобы это повторилось. В доме было темно, и я вывернула сумку наизнанку, пытаясь нащупать ключи. Я не хотела включать наружный свет, так как боялась разбудить маму. Тут прямо из темноты раздался голос, и я подскочила как ужаленная.
— Я знала, что ты вернешься и купишь это платье.
— Какого?.. Ты меня так напугала. Что ты делаешь здесь в такое время?
— Жду тебя, Кэти.
Женевьева наконец показалась из тени. Ее волосы были приглажены назад, а лицо было мертвенно-бледным. Я так испугалась, что попала ключом в замочную скважину только с третьего раза.
— Скучала по мне?
— Вообще-то нет, — шепнула я и указала пальцем наверх, чтобы она не разговаривала громко. Она даже не надела куртки, только плотный кардиган поверх футболки. Я заметила, как она замерзла: она вся скукожилась, и ее руки покраснели. Я не могла поверить, что она торчала несколько часов на улице морозной декабрьской ночью просто для того, чтобы подшутить надо мной.
— Чего ты от меня хочешь, Женевьева? — свысока спросила я.
— У нас с тобой есть одно неоконченное дело.
— Неужели?
— Да, и ты сама это знаешь. Ты бы лучше пригласила меня в дом.
Дверь уже была открыта, и я видела, как пар от ее дыхания поднимается в холодном воздухе.
— Но сейчас уже поздно… Мы можем поговорить с тобой завтра.
Женевьева жутковато рассмеялась.
— А тебе не приходилось слышать такую фразу: завтра не будет никогда? — Она взглянула на часы. — В любом случае, сейчас половина первого, и твое «завтра» уже наступило.
Я ужасно перепугалась, что она устроит сцену и разбудит маму, поэтому я позволила ей протолкнуться в наш коридор. Я пошла за ней и закрыла дверь, кивнув в сторону гостиной. Скрестив руки на груди, я наблюдала, как она с любопытством изучает комнату, будто собирается покупать наш дом. Она даже провела рукой по поверхности буфета, словно проверяя его качество.
— Это совсем не то, чего я ожидала, — медленно произнесла она.
Я очень устала, но попыталась дать достойный отпор.
— А чего ты ожидала?
Она тяжело вздохнула:
— Ну, не знаю… чего-то другого… оригинального и необычного, чтобы оправдывало всю мою затею. Но ставить на карту все ради этого… провинциального ада?
— Я не считаю это адом. Здесь мой дом.