Девушка в поезде

Проблема бесплодия состоит в том, что от нее невозможно отмахнуться. Во всяком случае, когда вам около тридцати. У моих подруг были дети, у подруг моих подруг тоже были дети, все праздновали беременность, роды и первые дни рождения. Меня постоянно об этом спрашивали. Мать, наши друзья, коллеги по работе. Когда настанет и моя очередь? В какой-то момент мое бесплодие стало обычной темой воскресных обсуждений — не только наших с Томом, но и знакомых. Что мы пробовали, что надо попробовать, стоило ли пить второй бокал вина? Я была еще молода, впереди было так много времени, но неудача накрыла меня с головой, будто саван, отравила все вокруг, выбила почву из-под ног, и я перестала надеяться. В то время я отказывалась верить, что проблема во мне и что это из-за меня у нас ничего не получалось. Однако скорость, с которой Тому удалось оплодотворить Анну, показала, что проблем с вирильностью у него точно не имелось. Я ошибалась, считая, что вина лежит на нас обоих, — виновата во всем была только я.

Моя лучшая подруга по университету Лара родила за два года двоих детей — сначала мальчика, а потом девочку. Мне они не нравились. Я ничего не хотела о них слышать. Я не хотела с ними встречаться. Через какое-то время Лара перестала со мной общаться. На работе одна девчонка рассказала мне — причем небрежно, будто речь шла об аппендиците или удалении зуба мудрости, — что недавно сделала медицинский аборт, который оказался куда более щадящим, чем хирургический, который она делала, когда училась в университете. После этого я не могла с ней разговаривать, я даже смотреть на нее не могла. В офисе это заметили, и пошли разговоры.

Том относился ко всему не так, как я. Во-первых, проблема заключалась не в нем, и ему ребенок не был нужен так же сильно, как мне. Он хотел быть отцом, действительно хотел, — я уверена, что он мечтал гонять с сыном мяч во дворе или носить на плечах дочку в парке. Но он считал, что мы можем прожить счастливую жизнь и без детей. Нам хорошо сейчас, говорил он, так почему нам не может быть хорошо и в будущем? Я его расстраивала. Он не мог понять, как можно страдать от отсутствия того, чего в твоей жизни никогда не было, и как можно это оплакивать.

В своем горе я чувствовала себя одинокой. Из-за одиночества я начала пить, сначала немного, потом больше, и этим только все усугубила, потому что меня стали сторониться: кому охота иметь дело с пьяницей? Я многое теряла, потому что пила, и продолжала пить из-за новых потерь. Мне нравилась моя работа, но о «блестящей карьере» речь не шла, а даже если бы и шла, то будем честными: в женщинах по-прежнему ценятся только красота и способность рожать. Я не красавица и не могу иметь детей, тогда какой от меня толк? Никакого.

Я не могу оправдать всем этим свое пристрастие к алкоголю — не могу винить родителей или детство, похотливого дядю или какую-то страшную трагедию. Это целиком моя вина. Я всегда любила выпить. Но постепенно меня стала одолевать тоска, а тоска — плохой компаньон и для самого человека, и для тех, кто его окружает. И тогда я превратилась из выпивающей в пьющую, а таких сторонятся все.

Сейчас я отношусь к проблеме детей спокойнее, с тех пор как мы с мужем разошлись, я уже не ощущаю эту боль так остро. У меня не было выбора. Я прочитала много книг и статей и поняла, что должна научиться с этим жить. Есть варианты, есть надежда. Если я образумлюсь и перестану пить, то смогу кого-нибудь усыновить. Мне почти тридцать четыре года, однако до конца я так и не оправилась. Сейчас мне лучше, чем несколько лет назад, когда я бросала тележку и выходила из супермаркета, если в нем оказывалось много мам с детьми; тогда я бы не смогла прийти в парк вроде этого, сесть рядом с детской площадкой и наблюдать, как пухлые малыши катаются с горки. Были времена, когда боль становилась нестерпимой и я думала, что теряю рассудок.

Наверное, я действительно его теряла на какое-то время. В тот день, про который меня спрашивали в полицейском участке, я была вне себя. Слова, сказанные Томом, закрутились тогда у меня в голове, и я пришла в бешенство. Вернее, не сказанные, а написанные им в «Фейсбуке», — я прочитала их тем утром. Рождение у них ребенка не явилось для меня шоком — я знала, что она беременна, он говорил мне об этом, и я видела ее, видела розовые занавески в детской. Поэтому я знала, что это должно случиться. Но я думала о ребенке как о ее ребенке. Пока не увидела его фотографию с младенцем на руках и подписью: «Так вот из-за чего весь сыр-бор! Не знал, что бывает такая любовь! Это самый счастливый день в моей жизни!» Я подумала о том, как он мог написать такое, зная, что я увижу это и прочитаю. Он знал, что это убьет меня, и все равно написал. Ему было не важно. Родителям важны только их дети. Они являются центром мироздания, только они и имеют значение. Все остальные не важны, не важны ни их страдания, ни их радости, потому что остальные находятся за пределами реальности.