Девушка ждёт

– Он пришел ко мне вчера вечером и остался. Я не посмела ему отказать. – В нем какая-то перемена; у меня предчувствие, что это начинается снова. Он все больше теряет над собой власть, во всем. Мне кажется, надо поскорее убрать детей. Хилери их возьмет?

– Не сомневаюсь; не то их возьмет мама.

– Может быть, это будет еще лучше.

– А вы не думаете, что вам и самой лучше уехать?

Диана вздохнула и покачала головой.

– Это только ускорит дело. Вы не могли бы увезти детей?

– Конечно. Но вы в самом деле думаете, что он…

– Да. Я уверена, что он все больше взвинчивает себя. Я слишком хорошо знаю симптомы. Вы заметили, что он и пить стал больше по вечерам? Одно к одному.

– Хоть бы он пересилил свой страх и стал выходить из дому!

– Боюсь, что это уже не поможет. Дома мы по крайней мере знаем, что с ним; мы сразу заметим, если произойдет самое худшее. Я так боюсь, как бы чего-нибудь не случилось при посторонних; тогда у нас руки будут связаны.

Динни стиснула руку Дианы.

– Когда мне увезти детей?

– Чем скорее, тем лучше. Ему нельзя об этом говорить. Вам придется уехать тайком. Если ваша мама сумеет взять к себе и мадмуазель, она поедет отдельно.

– Я, конечно, сразу же вернусь.

– Динни, я не решаюсь вас об этом просить. Я не одна, тут прислуга. Не могу же я сваливать на вас мои неприятности.

– Вернусь, не спорьте. Я возьму машину у Флер. Он не рассердится, что дети уехали?

– Только если поймет, что их отослали из-за него. Я скажу, что их давно уже пригласили.

– Диана, – спросила вдруг Динни, – вы его еще любите?

– Люблю? Нет!

– Значит, это только жалость?

Диана покачала головой.

– Сама не знаю; тут и прошлое, и сознание, что, если я его брошу, я помогу судьбе его добить. Страшная мысль!

– Понимаю. Мне жаль и вас обоих и дядю Адриана.

Диана провела ладонями по лицу, словно стирая с него всякие признаки волнения.

– Не знаю, что у нас впереди, но зачем мучиться заранее? Что касается вас, дорогая, ради бога, не давайте мне отравлять вам жизнь.

– Ничего. Мне сейчас полезно отвлечься. Знаете поговорку: старой деве нужна встряска, а потом венец и ласка.

– А когда же у вас будет венец и ласка, Динни?

– Я только что отказалась от безбрежных просторов прерий и чувствую себя негодяйкой.

– Вы – на распутье между безбрежными просторами прерий и морской пучиной, да?

– Боюсь, что так и останусь на распутье. Любовь порядочного человека и тому подобное, видно, ничуть меня не трогает.

– Подождите! С таким цветом волос в монастырь не берут.

– Я покрашусь в свой настоящий цвет: льдины ведь зеленоватые.

– Говорю вам, – подождите!

– Подожду, – сказала Динни.

Через два дня Флер сама привела машину к дверям дома на Окли-стрит. Детей и багаж погрузили без всякой помехи, и они тронулись в путь.

Путешествие было томительным – дети не привыкли к прогулкам в машине, – но Динни оно показалось настоящим отдыхом. Она и не подозревала, как действовала ей на нервы трагическая обстановка на Окли-стрит; а ведь прошло всего восемнадцать дней с тех пор, как она уехала из Кондафорда. На деревьях ярче горели осенние краски. Ясный октябрь сиял нежным, мягким светом; в воздухе, как только они удалились от города, потянуло любимым запахом моря, из деревенских труб поднимался дым, а со сжатых полей взлетали грачи.

Они поспели как раз к обеду, и, оставив детей с мадмуазель, которая приехала поездом, Динни пошла гулять с собаками. Она остановилась у старого домика – он возвышался над проходившей внизу дорогой. Входная дверь открывалась прямо в жилую комнату, где при скудном огне сидела одинокая старушка.

– А! Мисс Динни! – сказала она. – Ну и как же я рада. Не видела вас, почитай, целый месяц.

– Я уезжала, Бетти. Как поживаете?

Маленькая старушка – она была совсем карманного формата – важно сложила руки на животе.

– Опять животом маюсь. А вообще-то я здорова, – доктор говорит, я молодец. Вот только живот донимает. Говорит, мне надо есть побольше, да мне и самой хочется, мисс Динни. А как съем кусок, так сразу тошно, ей-богу, правда.

– Бедная, как мне вас жалко.

– От живота одни неприятности. От живота и от зубов. Не знаю, зачем только они нам. Нет зубов – ничего не прожуешь, живот болит, есть зубы – жуешь, а он все равно болит.

Старушка тоненько захихикала.

– Он еще говорит, будто мне и остальные зубы надо выдернуть, мисс Динни, а мне их жалко. У отца зубов совсем нет, а он яблоко запросто разгрызает, праве слово! Но в мои годы мне уже не дождаться, пока десны затвердеют, как у него.

– Но вы можете вставить чудесные искусственные зубы.

– Ну уж нет! Не хочу чужих зубов, – еще подумают, что я важничаю. Вы бы сами, мисс Динни, небось не захотели иметь чужие зубы.

– Наоборот. В наши дни почти у всех вставные зубы.

– Ох, и любите же вы пошутить! Нет, чужих зубов мне и даром не надо. Все равно что парик носить. А вот волосы у меня еще густые. Для моих лет я молодец. Есть за что бога благодарить; только вот животом маюсь, будто там что-то точит.

Динни увидела, как глаза ее потемнели от боли.

– А как поживает Бенджамин?

Глаза повеселели и в то же время стали снисходительными, как у взрослого, когда он говорит о ребенке.