Ее хладнокровие и невозмутимость совершенно потрясли Динни.
– Ты уже видела Хьюберта?
– Да. Ему там совсем неплохо. Он говорит, что камера удобная, ему дали книги и писчую бумагу. Еду он может получать с воли, вот только курить запрещают. Об этом надо похлопотать. По английским законам, Хьюберт пока такой же ни в чем не повинный человек, как и министр внутренних дел, а ведь министру не запрещают курить. Я его больше не увижу, Динни, но ты к нему, верно, зайдешь, – передай ему, как я его люблю, и возьми папирос на случай, если ему позволят курить.
Динни глядела на нее с недоумением.
– А ты что собираешься делать?
– Вот об этом-то я и хотела с тобой поговорить. Строго между нами. Обещай, что будешь молчать как рыба, а то я ничего не скажу.
– Лопни мои глаза, – так, кажется, говорят, – решительно сказала Динни.
– Завтра я еду в Брюссель. Алан уехал туда сегодня; ему продлили отпуск по неотложным семейным обстоятельствам. Мы просто хотим быть готовыми ко всему, понимаешь? Я быстренько научусь водить самолет. Если я буду летать три раза в день, трех недель мне совершенно достаточно, а адвокат обещает, что у нас не меньше трех недель в запасе. Разумеется, он ничего не знает. И никто не должен ничего знать, кроме тебя. Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала. – Она нагнулась и вынула из сумочки сверток в папиросной бумаге. – Мне нужно пятьсот фунтов. Говорят, что там можно купить хороший подержанный самолет по дешевке, но нам очень понадобятся деньги вообще. Вот смотри, Динни: это старинная фамильная драгоценность. Она дорогая. Я хочу, чтобы ты заложила ее за пятьсот фунтов; если не удастся получить эту сумму, придется ее продать. Заложи или продай от своего имени, обменяй английские деньги на бельгийские и перешли мне заказным письмом на главный почтамт в Брюссель. На все это тебе достаточно трех дней.
Она развернула бумагу и вынула старомодный, но очень красивый изумрудный кулон.
– Ах!
– Да, – сказала Джин, – вещь красивая. Можешь поторговаться. Пятьсот кто-нибудь даст наверняка. Изумруды сейчас в цене.
– Но почему бы тебе самой не заложить их перед отъездом?
Джин покачала головой.
– Нет, я не сделаю ничего, что может вызвать подозрение. Ты – другое дело, ведь ты не собираешься нарушать закон. А нам, может быть, придется, но мы не хотим, чтобы нас посадили.
– Знаешь, – сказала Динни, – рассказывай уж до конца.
Но Джин снова покачала головой.
– Незачем, да и невозможно; мы пока еще и сами толком, ничего не знаем. Но могу тебя успокоить – Хьюберта они не получат. Значит, ты возьмешь эту штуку?
И она завернула кулон.
Динни взяла пакетик; у нее не было с собой сумочки, и она сунула его себе в вырез платья.
– Обещай, что вы ничего не сделаете, пока не будут испробованы все обычные средства, – взволнованно сказала она, наклонившись к Джин.
Джин кивнула.
– Мы будем ждать до последней минуты. Да иначе и нельзя.
Динни схватила ее за руку.
– Мне не следовало втягивать тебя в эту историю, Джин; ведь это я вас свела.
– Я бы тебе не простила, если бы ты нас не свела. Я его люблю.
– Но все это для тебя так ужасно.
Джин поглядела вдаль, и Динни сразу увидела, как из-за угла выходит ее тигренок.
– Ничуть! Мне нравится, что это я должна его выручить. Мне еще никогда так интересно не жилось.
– Скажи, Алану это грозит чем-нибудь серьезным?
– Нет, если продумать все как следует. У нас несколько планов – все зависит от обстоятельств.
Динни вздохнула.
– Надеюсь, ни один из них не понадобится.
– Я тоже; но нельзя рисковать, когда имеешь дело с таким «законником», как Уолтер.
– Ну, до свиданья, Джин. Желаю удачи!
Они поцеловались, и Динни вышла на улицу; изумрудный кулон, казалось, жег ей грудь. Моросил дождь; она взяла такси. Отец и сэр Лоренс только что вернулись. Ничего существенного они не узнали. Как выяснилось, Хьюберт не хотел, чтобы его взяли на поруки. «Тут не обошлось без Джин», – подумала Динни. Министр внутренних дел уехал в Шотландию и вернется не раньше парламентской сессии, которая откроется недели через две. Следовательно, и ордер на высылку не может быть подписан раньше. По мнению людей знающих, у них в запасе еще три недели. Вот за это время и надо сдвинуть горы. Да, но горы сдвинуть легче, чем добиться, чтобы «одна черта из закона пропала». Однако не зря ведь люди говорят о «протекции», о «закулисных интригах», о том, как им удалось «протолкнуть вопрос» и «уладить дельце по знакомству»; неужели все это выдумки? А может быть, есть какие-то магические средства, о которых они не знают?
Отец поцеловал ее и, удрученный, пошел к себе. Динни осталась одна с сэром Лоренсом. Даже он был мрачен как туча.