Девушки

Наступило молчание. Над столом горела стосвечовая лампочка. Ее свет отражался в бутылке, поблескивал желтоватыми искорками на краях тарелок, на стаканах, ножах и вилках. Муха, очнувшись от зимней спячки, перелетала с тарелки на тарелку, пробуя закуски. Потом она поднялась и села на абажур. Серый, величиной с кедровый орех, паук на длинных ногах бешено мчался по проводу к мухе. Глаза Гани остановились на нем, расширились.

«Паук поймает муху, высосет все из нее, — решила Ганя. — Глупая, почему она не спасается от него?» Гане стало жалко муху. Глаза ее подернулись дымкой печали. Вздохнув, она потупилась, потом взглянула на Аржанова. Федька сидел прямо и смотрел на свои руки с длинными пальцами. Его лицо ухмылялось. За улыбкой таилось что-то хищное, паучье. Ганя вздрогнула и втянула голову в плечи. Оправившись от страха, она сказала себе: «Чепуха! Это померещилось. Федя очень нежен со мной». Паук сцапал муху и душил ее. Ганя слышала тоненькое предсмертное жужжание. Никто, кроме нее, не обратил никакого внимания на гибель мухи. Ганя снова перевела глаза на Аржанова и стала пристально всматриваться в красивое лицо парня, на котором застыло выражение жестокой насмешки.

Аржанов скосил глаза в сторону фельдшерицы, тревожно спросил:

— Ганя, что так уставилась на меня?

— Федя, о чем ты думал только что? Лицо твое улыбалось, но за улыбкой было другое выражение, и такое…

Аржанов громко и зло гмыкнул.

— Уж не дьявола ли ты за моей улыбкой увидела?

— Если не дьявола, то и не ангела, — ответила Ганя и опустила глаза.

— Я давно говорил тебе, что я атеист… — Аржанов еще громче хохотнул. — Не рассказывай о том, что тебе мерещится, не уподобляйся старой бабушке. Эх, фельдшерица!

Маркизетова рассмеялась. Лицо Гани залилось густым румянцем.

За дверью раздались торопливые шаги.

— А вот и Петр Глебович! — возвестил Саврасов, широко распахивая двери.

Волдырин переступил порог, остановился.

— Привет компании!

— Поздно, милейший! Заждались! — упрекнул дружески Крапивкин.

Волдырин скользнул взглядом по литровке и закускам и разочарованно сказал:

— Всего одна? Сожалею, что пришел. Из нее курица не напьется.

— Есть! — отозвался Аржанов и поднял из-под стола огромный желтый портфель. — На каждого и на каждую по литру. То, что на столе, — аванс для затравки.

— Ну, тогда другое дело! — воскликнул Волдырин и стал раздеваться.

Аржанов, сунув портфель Аркашкину, подлетел почтительно к Волдырину, снял с него полупальто и повесил на вешалку. Аркашкин шагнул к столу.

— Друзья, начнем, стало быть, наш трудовой день. Как заведующий столовой, я должен войти в исполнение своих обязанностей. — Он достал из кармана ножик и приступил к откупорке бутылок.

Волдырин окинул взглядом закуски, причмокнул толстыми губами.

— Бедно!

— Эх, Петя! — воскликнул Аржанов. — Что ты затвердил, как сорока: «Мало! Бедно!» А наш пищепром для чего — Маркизетова и Аркашкин? Неужели они обидят нас?

— Заткнись! — бросил Саврасов. — Наши кормильцы уже позаботились. Ящик-то с запасами вон стоит, в углу! А вот чем нас порадует благодетель-то наш?

— Федя, — крикнул Волдырин, — где кульки, что дал я тебе? Давай их сюда!

Аржанов достал из-под стола кульки и свертки. Волдырин стал развязывать их.

— Это вот ветчинка, свежая, рязанская. — Как бы рассуждая с собой, он положил большой кусок ветчины на стол. — А это вот из той же Рязани сальце.

— Почем платил за кило? — спросил насмешливо Саврасов.

— Потом, потом о цене! — отмахнулся Волдырин и, видя, что друзья смеются, сам рассмеялся. — А это рыбка.

— А икорочка где? Икорочка? — облизывая губы, крикнул Аржанов.

— Что там икорка! — бросая взгляд на Аржанова, воскликнул Волдырин. — Я привез на сладкое такое… такое, Феденька, что рот закроешь, а глаза разинешь.

— Ой ли?! — воскликнул Аржанов.

— А вот увидишь! Восторг и красота! Хе-хе!

— Медок небось? Нашел чем удивить!

Женщины насторожились, их глаза были устремлены на Петра Глебовича. Им было интересно знать, что Волдырин привез еще. Мужчины усмехнулись, думая про себя: «Всех ли он угостит этим сладеньким или только одного Аржанова?»

— И медок, милашка, и еще кое-что послаще…

— Что же это такое? — не вытерпела Ганя: — Не томите! Скажите!

— Да ну, говори, чего там! — дружно подхватили мужчины.

— Девочки! — провозгласил Волдырин и, приложив два пальца к губам, сочно причмокнул.

— Вот это подарочек! Где же красавицы?

— Что же, я в кулечках преподнесу их тебе? — сострил Петр Глебович. — Потерпи, сейчас развяжу и…

Громкий смех собравшихся заглушил слова Волдырина.

— А это вот яички, — остановив взгляд на Гане, сказал Петр Глебович. — Тебе, Ганя, подарочек от рязанских петушков.

Фельдшерица сконфузилась, покраснела. Мужчины опять громко заржали, а Маркизетова прямо тряслась, содрогаясь от хохота.

— Не могу! Ой, не могу! — вскрикивала она.

— А это… — Волдырин поднял голову и, поглядев на хохочущих друзей, махнув рукой, сказал: — Впрочем, друзья, пусть женщины сами разбираются в продуктах. Возьмите-ка, милые, — обратился Волдырин к Маркизетовой и Синяковой.

— Давно бы так, — перестав хохотать, ответила Маркизетова.